АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

— Спасибо тебе за самое счастливое утро, — тихо произношу я, дабы не утерять сокровенности этой фразы, — и за твою любовь, Эдвард. Это бесценно.

Муж окончательно возвращается в прежнее состояние. Глаза сияют, губы в улыбке, на лице радость, а от тела исходит энтузиазм. Он раскрашивает все вокруг меня яркими красками и наполняет жизнью.

Я не помню вчерашней пятницы.

Я не помню сцен Эдварда.

Я не помню своих сомнений.

С ним я буду счастлива. Кто бы что не говорил.

Самое главное правило любви, и это относится ко всей любви, не только между мужем и женой — никакого унижения. Человек, не соглашающийся признать своей ошибки, угнетает близких, стараясь сделать виноватыми их самих. Это не он, такой именитый и серьезный, не приехал, когда обещал, а они должны быть готовы, что будет приезжать он когда сам решит. И так же учить их жизни, переступая порог дома, ставшего для семьи тюрьмой, потому что он ее знает, а они — нет. Их дело — молчание. А Король подумает, когда дать им заговорить.

Уничижение, попытка растоптать, вдавить в землю, оправдать себя с помощью столь низких механизмов чувства вины порой имеют свое воздействие. Но на раз. На второй. А на третий уже обращают всех против манипулятора, атрофируя все нервные клетки, мысли и сожаление. Им плевать.

Отпор находит на отпор. Летят искры. Все вокруг горит.

И семья рушится…

Я благодарна Эдварду за то, что при всем наших ссорах, скандалах и прочей требухе, вызванной то его, то моими сомнениями, мы не переходим на создание вокруг себя стены из неподражаемости. Ни я, ни он не ставим друг друга выше изначального уровня и не позволяем задавливать партнера.

Да, он порой груб, он порой плохо себя контролирует и недостаточно удерживает нужный тон, но никогда со времени нашего знакомства Эдвард не сказал мне и не показал, что я — ничтожество. Что я ничего стою без него, что я — приспособленка, дрянь. И должна быть благодарна ему за те деньги, что вложил в меня, за тот дворец, в котором поселил, за выход из дыры, где дневала и ночевала на наволочках за десять долларов… нет. Ничего подобного.

Истинно любящий человек никогда не сделает такого. А он меня любил. И не меньше того любила его я сама. Его приступы никогда не вызывали во мне отвращения. Мне не было противно помогать ему, думать о нем, защищать… я никогда не считала, что заботу и внимание нужно ограничивать. Это глупость.

Я ведь его люблю…

Я посмеиваюсь, легонько погладив все еще забинтованную ладонь мужа, сидящего рядом, и Эдвард удивленно оглядывается в мою сторону.

Мы устроились на диване, обнявшись, просматривая какой-то идущий по ТВ фильм о вечном противостоянии добра, зла, любви и ненависти. И включили как раз на любовной сцене, чему рассмеялись, только-только отдышавшись после собственного, яркого и жаркого утреннего секса. Особенно проникновенного и особенно страстного. Чтобы все сомнения сгорели к черту.

Я даже не слежу за сюжетом кинокартины, потому что мне все равно. Наконец-то за всю неделю он рядом, держит меня и не собирается отпускать. Верит, что больше и я сама не отпущу его. Не уйду.

— Что?..

— Спасибо тебе…

Он чмокает мою макушку. С недоумением.

— За что?

— Ну, — я задумчиво провожу пальцами по его груди, прокрадываясь к вороту свободной зеленой майки, — во-первых, ты накормил меня, во-вторых, мы с тобой прекрасно отдохнули на кровати, и в-третьих — ты здесь. Разве недостаточный список?

— При условии, что все то же самое ты делаешь каждый божий день? Нет уж, это не подвиг, Белла.

Я улыбаюсь, с радостью ощутив всю полноту, всю красоту этой улыбки. Она для Эдварда. Она всегда была и будет такой только для него одного.

— Просто я тебя люблю.

— А я — тебя, — он кладет подбородок на мою макушку, дав как можно крепче прижаться к своему плечу, — и я так рад, что ты здесь, Беллз…

— Я уже говорила, где буду, правда?

Он смятенно улыбается.

— Я убеждаюсь в этом, поэтому верю. И, как помнишь, я обещал стать лучшим мужем. Я буду стараться.

— Ты итак лучший, — я зарываюсь носом в его шею, погладив затылок, — самое главное, что мы оба осознаем свои ошибки.

Эдвард целует линию волос на моем лбу.

— Прав был Аро — цветок жив, пока у него есть стебель. Потом он умирает.

— Каллен чуть привстает, обняв меня за талию, и усаживает ближе к себе. Удобнее.

— Ты — мой стебель, Белла. И без тебя бутон завянет так быстро, что никакие заморозки не сравнятся.