— Почему ты так решил?.. — все, на что меня хватает.
За эту неделю мы занимались сексом трижды. Стабильно вечером и стабильно, когда Эдвард уставал, но это не было плохо. Более того, ни его нежность, ни его забота не пропали, только, казалось, углубились. И теперь я знала, что это по причине веры, будто уйду к Алессу. Он словно пытался запомнить меня, насытиться…
Два раза из трех я получила удовольствие. И получила третий, когда увидела, как хорошо мужу. Любовь ведь тем и загадочна, что прежде всего думаешь не о себе, а о партнере. В том числе, в постели.
Но я не разу… я же никогда не дала ему повод подумать, будто не хочу. Да и не было такого, чтобы я не хотела.
— Это не было сложным, — Эдвард горько хмыкает, подвинувшись ко мне ближе. Он поднимает ладонь, в стремлении погладить меня по щеке, и от неожиданности ее появления я капельку морщусь. Для него это знак. И такое чувство, что ожидаемый.
— Видишь! — демонстрирует мне, — Ты боишься, когда я подношу руку к твоему лицу. Ты мне не доверяешь.
Ох ты, черт!..
— Нет, — поспешно качаю головой, ту самую ладонь его перехватив собственной, — ну что ты. Я доверяю тебе.
— Я хочу, чтобы ты доверяла, — исправляет Эдвард, наклонившись и запечатлев поцелуй у меня на лбу, — и я верну твое доверие, обещаю.
От него это звучит уверенно, твердо и, как всегда, будто не подлежит обсуждению.
Он целует меня, выбрав наиболее удачный момент, и почти вопросов в этом поцелуе обращается к сердцу, выпрашивая понимания для себя. Без высоких разговоров о гордости.
— А как мне заслужить твое доверие? — шепотом зову мужчину, оторвавшись. Недвусмысленно прикасаюсь к его гладковыбритой щеке, вчера получившей от меня пощечину, и вздрагиваю.
Эдвард глубоко, до самого упора вздыхает.
— Ты сказала мне, что не уйдешь, — тщательно подбирая слова, говорит он, — и я доверяю тебе. Мы ведь условились, что теперь все по-честному, так? И что нам нужно обсудить многие вещи.
Еще бы я об этом забыла…
— Прости меня, — немного шокировав его таким ответом на услышанное, дотягиваюсь до той самой щеки пальцами. Ласкаю ее, ненавидя себя за то, что натворила. — Лучше бы я ударила себя, Эдвард.
Он мягко улыбается моей нежности. Ему приятно.
— Но ты ведь женщина, Белла, — перехватывает мою ладонь, поцеловав тот палец, на котором кольцо. Он всегда так делает, когда хочет доказать, что рядом и понимает меня.
— Женщинам что же, позволено бить мужчин?
— По крайней мере, они делают это в крайнем случае, — пытается рассмешить меня муж.
— А мужчины?..
Он мрачнеет.
— А мужчины тогда, когда им взбредет в голову, — Эдвард опускает глаза, сглотнув горечь. — Белла, я бы никогда тебя не ударил. И я никогда тебя не коснусь подобным образом. Пожалуйста, поверь мне.
Он заново, проговорив все это, подносит ладонь к моему лицу. Робко, полудрожащими пальцами касается кожи. Но я не морщусь. Не хмурюсь. Не отворачиваюсь.
Я его не боюсь. Ну как, как он мог подумать другое?
— Я тебе верю, — убеждаю мужчину, извернувшись так, чтобы оказаться поближе к его плечу. На Эдварде нет рубашки и пижамы, на нем только боксеры. И свежесть душа, вымытой кожи, шампуня… у меня кружится голова. — Только и ты поверь, что я никогда не оставлю тебя ни в пользу Алесса, ни в пользу кого-то еще. Не прощайся со мной, пожалуйста…
Эдвард приникает своим лбом к моему.
— Обещаю, Белла. И верю.
Затем Каллен наклоняется пониже, не лишая меня шанса себя коснуться. Самостоятельно целует губы, чуть сильнее атакуя нижнюю.
Что мое, что его тело на этот контакт реагирует незамедлительно.
Откровенные разговоры располагают к интимной обстановке?
— Я тебя люблю… — бормочу, уткнувшись в его плечо и поглаживая обоими руками широкую спину, — всегда-всегда-всегда…
Эдвард приглушенно стонет, наткнувшись указательным пальцем на мою грудь. Его тело надо мной проявляет свою благосклонность к нашему занятию сильнее.
— М-м-м, — мужчина облизывает губы, прервав наш поцелуй. С трудом, с нежеланием, но остановившись. Его пальцы все еще поглаживают мое тело, а горячее дыхание прекрасно ощущается на коже. — Если мы продолжим в том же духе, Беллз, завтрак остынет и не будет больше вкусным.
Я недоверчиво оглядываюсь по сторонам.
— Но я еще ничего… — осекаюсь, заметив дымящийся поднос на прикроватной тумбочке. В лучших традициях американских фильмов, просмотренных мной в детстве, он наполнен разнообразной едой. И конечно же на его серебристой поверхности две чашки кофе.
Читать дальше