Он так его заслужил!..
— Ты — мое сокровище, Эдвард, — решившись, признаюсь я.
— А ты — мое, Изабелла, — в такт отзывается без двух недель мой муж.
…Только на следующий день я узнаю, что на вечер планировалось заключение брачного контракта и четкого раздела по имуществу и содержания. Но Эдвард, почему-то, отказался от своей затеи.
Ночью, в постели, когда уже стало все равно, где эти люди, деньги, договоры и прочее, я все-таки спросила у него, что послужило причиной отказа. В конце концов, это было его перестраховкой, и я не собиралась лишать Эдварда земли под ногами.
— Не будет никаких контрактов, Белла, потому, что это святотатство — заключать его с человеком, которого любишь ты и который любит тебя. — Ответил он мне, ни секунды не сомневаясь в сказанном. — Ты отдала за меня последнее вчера, а я посмел думать о том, чтобы ограничить тебя. Не лучшее ли это доказательство, что нам не понадобится бродить по судам?
* * *
Утром следующего дня, в многострадальную субботу после многострадальной пятницы, я просыпаюсь от терпкого аромата свежезаваренного кофе, включающего в себя отблеск молочной пенки, карамельного сиропа и тростникового сахара.
Еще здесь пахнет выпечкой — хрустящей, слоенной, с обещанием густого джема начинки внутри. Я почти чувствую застывшие, как янтарь, капельки на концах изделий. И пудру, конечно же. Неизменно белая, неизменно обильная, сладковато-пуховая на вкус.
Но все эти запахи, ароматы и прочее, от чего текут слюнки (про тошноту нет и речи), все же отходит на задний план, едва Эдвард понимает, что я больше не сплю.
На меня веет его теплым мятным дыханием и гелем для душа с ментолом — свежесть, к которой хочется быть ближе.
Впрочем, мужчина и сам достаточно близко ко мне. Он наклоняется, целуя мой лоб, а затем игриво переходит на скулы, не упустив возможности чмокнуть в нос.
— Доброе утро, моя маленькая рыбка, — с улыбкой произносит он.
Еще не открыв глаз, я изворачиваюсь, приподнявшись на локтях. Несильно, легко касаюсь его губ, но уже чувствую электрический заряд, бегущий по венам.
— Доброе утро, Эдвард.
Судя по шевелению, он ложится возле меня, устроившись так, чтобы держаться на весу, но находится в непосредственной близости к телу. Мне кажется, настроение у него получше сегодня.
Я моргаю, кое-как разлепив глаза. Упрямые, уставшие за все эти злоключения, они отказываются подчиняться.
— Спящая красавица, — Эдвард ласково трется носом и мой нос, одной из рук поглаживая мои скулы, — не бойся, Белла, у тебя есть повод проснуться.
Сегодняшний день будет достоин твоего внимания.
— Все дни достойны моего внимания, если в них есть ты, — качнув головой, я все-таки справляюсь со своими глазами, посмотрев на мужа. — Не сомневайся.
Эдвард усмехается.
Он выглядит куда лучше, чем вчера, что сперва я хочу списать на мутный взгляд. Но я продолжаю моргать, фокусируя зрение, а образ не меняется. Да, Эдвард еще не до конца отпустил ночную бледность, да, маленькая венка проглядывает у его виска, да, его губы не идеально розовые. Но это все. Не выцветших глаз, не страдания на в чертах, ни морщинок, не искаженной линии рта… ему хорошо. И совсем, совсем пропало ощущение похмелья. Даже голос прежний.
— Как твоя рука? — шепотом спрашиваю, коснувшись взглядом забинтованной ладони. Вчера ночью он не мог спать из-за боли дважды. Это нельзя оставлять просто так.
— В полном порядке, — успокаивает меня мужчина, — твоя мазь помогла, как и таблетки. Спасибо, Белла.
— Ты говоришь правду?
— Мне незачем больше тебе лгать. Это… недостойно, — он делает глубокий вдох.
Не время сейчас для плохих мыслей. Нельзя. Это наше утро. И если ему не больно, если он в порядке, я не посмею ничего рушить.
— Сколько сейчас времени? — потянувшись, стараюсь обнаружить часы где-нибудь на прикроватных тумбочках, оглядываясь туда и назад. Меняю тему.
— Десять утра, — Эдвард, возвращая настроение в прежнее русло (не без усилий) игриво укладывает меня, привставшую, обратно на свое место. Нависает сверху, многообещающе посмотрев прямо в глаза, — у нас еще много времени.
— Много для чего?
Мужчина глядит на меня, как на ребенка. В темных оливах на капельку, но пробивается грусть.
— Я перестал доставлять тебе удовольствие, Белла? — задает свой вопрос он, став мгновенно собранным и серьезным. — Ты поэтому больше меня не хочешь?
Мои глаза распахиваются. Сонное сознание мгновенно меняет наряд ночи на наряд дня — трезвые, добротные мысли. Никаких смытых контуров.
Читать дальше