Я упрямо молчу. Спрятав дрожь, слезы и выражение боли на лице, молчу. Мне ничего не остается.
— НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ ТАК, БЕЛЛА! — а муж расходится еще больше, встречая мое игнорирование, — НУ ДАВАЙ ЖЕ! ЧЕРТ ПОДЕРИ, СКОЛЬКО ЖЕ ТЕБЕ НАДО, ЧТО ДАЖЕ АЛЕСС С МОИМИ ДЕНЬГАМИ — МАЛО? ТЫ ЧТО, ХОЧЕШЬ ШЕЙХА? ВЫШКУ НЕФТИ? НЕ МОЛЧИ!
— Ты делаешь мне больно, — тихо, вынуждая его замолчать, чтобы услышать, бормочу я. Кожа белая, а кости трещат. Это не праздные слова.
— Ты мне тоже! — шипит он, опустив голову и тщетно пытаясь выровнять дыхание, — каждый божий день, мать твою, Изабелла… думаешь легко жить с мыслью, что однажды ты уйдешь вон? Со всем, что привнесла в мое существование?
— Неужели ты до сих пор считаешь так?
— А КАК МНЕ СЧИТАТЬ? — его передергивает и среди темных олив пробиваются похожие на мои слезы, — Кого ты на самом деле любишь? Меня? Или все же деньги? Не смей молчать!!!
— Я говорила сотню и даже тысячу раз, Эдвард, — всхлипываю, сморгнув соленую влагу, чтобы лучше его видеть, — и я не знаю, сколько еще надо сказать, чтобы ты поверил…
— Ты меня мучаешь…
— Ты меня тоже, — качаю головой, даже не пробуя уже освободиться из стальной хватки, — почему ты не видишь, что этими словами разбиваешь мне сердце?
Он резко выдыхает. По щеке течет маленькая соленая капелька.
— Потому что ты разбила мое.
Эдвард поднимает голову, стерев с лица любое упоминание о слабости и слезах. Сильнее сдавливает мои руки своими пальцами. Мы оба уже не думаем об этой боли.
— И чем ты его лучше? ЧЕМ ТЫ ЛУЧШЕ АЛЕССА? — не выдерживаю я, буквально выплюнув эти слова ему в лицо, — В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас… эти клятвы были для тебя пустыми?
— Для меня не было пустым ничего. НИЧЕГО! — Эдвард вздрагивает, впившись в меня глазами, — я хотел тебя. Я желал тебя. И я тебя получил — я бы и так тебя получил, даже без согласия. Ты знаешь это. Ты просто хочешь набить себе цену!
Поддавшись эмоциям, окунувшись в их красный водоворот с головой, я на секунду теряю власть над своими действиями.
— НЕ СМЕЙ! — выкрикиваю, дернувшись влево. И то ли от неожиданности движения, то ли от того, что сила Эдварда неукоснительно слабнет, мне удается вырвать руку из стальной хватки. И первое, что оглушает тишину комнаты после моего приказа — хлопок кожи о кожу. Колючая щетина по пальцам. Теплота о холод после бетонной стены. Пощечина…
Сама с ужасом встретив то, что сделала, отшатываюсь назад, больно ударившись головой о стену. На щеке Эдварда секунду-две мерцает красный отпечаток от моей ладони, а потом этот алый цвет, этот огонь, перебирается в его глаза, отпуская кожу. Я никогда не видела их такими черными…
Эдвард перехватывает мои руки одной своей, давая свободу правой ладони. И ей, большой, тяжелой, горько пахнущей виски… замахивается. В ответ.
Схватив мгновенье перед ударом расширившимися глазами и коленями, которые подгибаются, поспешно уворачиваюсь, с придушенным выкриком опустив голову вниз.
Рука мужа своей цели не достигает.
Он ей не дает?
Черед долгую, тянущуюся почти вечность, секунду, я, не услышав характерного хлопка и не ощутив волны боли, должной прокатиться по телу, поднимаю голову. И встречаюсь взглядом с застывшими, покрывшимися льдом оливами. Пораженными в самое сердце.
Morte.
Даже не пытаясь перебороть дрожь, я несильно дергаю руками, призывая меня отпустить.
И о чудо — оковы разжимаются.
Эдвард следует за мной взглядом, но больше ни единого, ни самого мимолетного движения не предпринимает. Он будто заморожен.
Я часто дышу, заставляя ноги слушаться голову. Не обращая внимание на саднящие отметки на коже плеч, запястий и локтей там, где их держал в свое время мужчина, иду к двери. Бегу к двери — будет точнее.
Мамочки.
Мамочки…
Мамочки!..
— Белла…
Не слушаю. Каким-то чудом угадав с сапогами и надев свои, а не калленовские, хватаюсь за холодный замок, мокрыми пальцами стараясь вывернуть его в нужную сторону.
Выбегаю в коридор, не потрудившись ни запахнуть пальто, ни захлопнуть дверь. Все внимание занимают слезы и то, как стоит перед глазами картинка замахивающегося Эдварда.
Он хотел меня ударить.
Он почти ударил меня.
Я бегу, хотя не знаю, куда бегу. Для начала — вниз по лестнице, подальше от квартиры. И неважно, что в карманах ни денег, ни телефона. Это сейчас ненужно.
А вслед, по холлу частного-личного коридора, мне летит сквозь щель приоткрытой двери настоящий рев. Громкий. Отчаянный. Безнадежный.
Читать дальше