Он с готовностью отступает назад, не спуская с меня напуганного взгляда. Одним резким движением сметает со столика в прихожей все ненужное, усаживая меня на него.
— Я так виновата… — лепечу, прикусив губу, — понимаешь, этот магазин, он был единственным. А моя машина… я должна была тебя послушать, я не хотела, чтобы вышло… и новую, новую надо было, да? — мысли скачут и никому, уже даже мне, не под силу понять, что хотела сказать. Но важное до сих пор не озвучено, — я никогда бы не пропустила твой праздник, Эдвард… мне так жаль… мне безумно жаль! Ты меня прогонишь?.. Не прогоняй меня, пожалуйста! Я все объясню. Я просто… вот! — вовремя вспомнив о коробке, на которой глаза мужчину уже не раз останавливались, быстрым движением протягиваю ее ему. Вручаю.
— Что это?
— «Прогулочный автомобиль»… у тебя нет такого, я помню. Я за ним… зря, да? Тебе не нравится?
Мои слезы, заново выступившие на глазах, Эдвард находит достаточным оправданием, чтобы прервать этот разговор. Поднимаясь на ноги с пола, на который присел, чтобы смотреть наравне, он забирает меня себе. Левая рука под коленями, правая — на плечах. Держит крепко и уверенно и несет. Куда? Зачем?
Мне плевать. Замерзшая, напуганная, расстроенная и попросту опустошенная, я обессилено приникаю к нему, уткнувшись носом в шею. Опять плачу.
— Мне очень нравится, моя рыбка.
Он заботится обо мне. Вместо испорченной одежды дает свою рубашку, волосы с помощью резинки убирает с лица, а полотенцем помогает мне вытереть его, избавив и от грязи, и от капелек крови. Руки мы моем вместе. А потом вместе лежим в постели.
Я, тесно овившись вокруг Каллена, и он, не менее тесно прижав меня к себе. С тяжелым вздохом.
— Я…
— Завтра ты мне все расскажешь, — успокаивает мужчина, погладив меня по голове, — сейчас лучше поспи. Я боюсь за тебя.
Сквозь слезы я улыбчиво хмыкаю. Облизываю губы.
— С днем рождения, Эдвард, — шепчу. И замолкаю, проваливаясь в такой долгожданный сон.
С тех пор он и начал называть меня золотой рыбкой, исполняющей все мыслимые и немыслимые его желания. Даже если их стоимость превышала три тысячи долларов…
— Ты вчера обналичил все рецепты? — осторожно спрашиваю я, найдя для себя кое-какое решение. Возвращаюсь в день сегодняшний.
В этой атмосфере, после всего сказанного, после таких сладко-горьких воспоминаний, окрасивших для меня доброту Эдварда в новый цвет, и простого понимания, на чьих коленях сейчас сижу и кого обнимаю, оно не кажется неправильным.
Эдвард изумленно изгибает бровь.
— На таблетки?
— Да.
— И зачем ты это спрашиваешь?
— У меня свободен целый день, я могу съездить в больницу, если хочешь.
Столь сильная моя вера в него оказывается для Эдварда неожиданностью. Глаза округляются, а губы приоткрывают в вопросе.
— Ты правда съездишь? — шепотом переспрашивает он.
Я улыбаюсь ему, погладив светлый лоб прежде, чем поцеловать его. Снова. Тот праздник мы точно запомнили, причем оба. Я еще долго рассказывала Эдварду о своих злоключениях и, пока это делала, целовала его лоб. Я — его, он — мой.
Любовь не умирает из-за каких-то конференций и телефонных глюков. Теперь я была в этом уверена. Он говорил, что подумал, будто я сбежала…, а потом с легкостью простил. Хватило одного моего внешнего вида в тот день.
— Они тебе помогают, — привожу самый разумный довод, — так что да, я съезжу. Они, как и были, в прихожей?
— В полке номер два, рядом с зеркалом.
— Хорошо.
Он все еще не верит. Я смотрю в глаза мужа и вижу, что не верит. Не может. Удивительно.
Хочу еще раз повторить, чтобы помочь принять эту информацию. Чтобы не думал, что я шучу.
Однако Эдвард оказывается быстрее. Не успеваю и пикнуть, а уже нет ни стула, ни его коленей. В невесомости лечу над полом, запоздало понимая, что нахожусь на его руках.
Быстрым шагом направляясь в гостиную, к нашему многострадальному овощному дивану, не задетому композицией моих съедобных моделей, он требовательно меня целует. Дважды.
— Ты изумительная женщина, золотая рыбка, — объясняет свое поведение, слаженным движением укладывая меня на черную кожу диванных подушек, — я хочу тебя… я так тебя хочу, Белла! Прямо сейчас.
Немного выбитая из колеи его напором, на поцелуй отвечаю позже нужного. Зато страстно.
Эдвард будит во мне желание независимо от обстановки и положения вещей вокруг. Он слишком прекрасен. Он дарит слишком много удовольствия.
— Время обеда?..
— Подождут эти клерки, — фыркает муж, — пожалуйста, побудь со мной… побудьте со мной сейчас, миссис Каллен!
Читать дальше