АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

В детях наша душа.

А каково, по-вашему, терять душу?..

Когда я просыпаюсь от поцелуев мужа, бархатным обожанием вытягивающего наружу острые шипы боли, понимаю, что бормочу одно и то же, не прерываясь даже на вдохи:

— Ребенок…

Эдвард поправляет одеяло, что я скинула, возвращая на мои плечи и согревая; кладет свою ладонь сверху. Излишне чувствительная кожа даже под тонкой майкой ощущает золотое кольцо.

— Рыбка моя, — тихим родным голосом зовет он, не пряча сочувствия, — все хорошо, маленькая… Все хорошо…

Я жмурюсь, всеми силами стараясь сдержать слезы. Я просыпаюсь. Только что, в теплом сне, я качала на руках очаровательного мальчика с оливковыми, до боли знакомыми глазами, а теперь ребенок, как и видение меня с ним, неотвратимо тает. Нет у меня ребенка.

Правая рука, спрятанная под одеялом, с силой стискивает материю майки. Мягкая и серая, она — мое проклятье. Под ней удушающе пуст живот. Уже больше двух суток…

— Эдвард…

Мой шепот, срывающийся на всхлип практически сразу, муж умело предупреждает. Поворачивает к себе, легонько целуя в губы, и забирает какой-то кусочек боли. Как обещал.

— Я с тобой, всегда с тобой.

Плохо ориентируясь в пространстве, не глядя на время суток, не в состоянии ничего разобрать из-за слез, я изворачиваюсь на простынях, потянувшись в сторону мужчины. Отчаянно хочу его найти и спрятаться. Это все, на что я способна, все, что у меня осталось.

Эдвард не заставляет мучиться. Он сам меня находит.

— Люблю тебя.

Я прижимаюсь к нему резко и отчаянно, уцепившись на удивление послушными, хоть и слабыми пальцами, за ворот рубашки. Светлая и жесткая, она пахнет… домом. Не порошком и не гелем, не болезненным ароматом дорогого одеколона. Нами. Мной и им. По-настоящему.

— Люблю тебя, — сорванным шепотом, подавившись слезами, жмусь к его груди, — Эдвард… Эдвард!..

Он понимает, что мне нужно. Всегда, без лишних слов, без отнекиваний, без сдерживания. Крепко обнимает руками, прижав к себе так крепко, как это только возможно и, хоть переживает за то, чтобы это не было для меня слишком, все равно не дает слабины. Держит как следует.

— Он был настоящий, — хныкаю я, всхлипнув, — я видела… такой красивый и маленький, похожий на тебя… на меня… у него глаза были… глаза были твои…

Могу поклясться, Эдвард жмурится, но это ничуть не отражается в его тоне.

— У нас будут дети, моя рыбка. Просто еще не время…

— Почему?.. — несправедливость мироздания и жуткое по своей силе раздражение уже безоговорочным «нет» погребает меня под собой, не давая никаких шансов выбраться. Я бьюсь в нем, бултыхаюсь, но задыхаюсь. Я уже сомневаюсь, что когда-нибудь смогу сделать более-менее ровный и глубокий вдох. Каждый раз сердце, будто вырастая в размерах, давит на легкие.

— Потому что он готовится к встрече с тобой. — Эдвард снова целует меня, но на сей раз по контуру волос у лба. Он движется аккуратно, медленно, давая себя почувствовать. Но вряд ли ожидает, что я начну плакать громче.

— А может, дело в том… может, дело в том, что я недостойна быть мамой?..

Это страшные, самые страшные слова. Я впадаю от них в панику, меня трясет, а в животе все сворачивается тугим комом. Я снова задыхаюсь.

— Это невозможно, солнце, — Эдвард говорит ровно, убежденно, не давая и секунды мне на опровержение, — из тебя получится лучшая мама. Наши дети будут самыми счастливыми.

— Если не умрут… — сжимаюсь я в комочек, тесно приникнув к груди мужа и вслушиваясь в то, как бьется его сердце, — если я их не убью…

И плачу. Громко, в голос, задыхаясь. Ничего не могу с собой поделать.

Мой маленький, мой красивый мальчик. Моя очаровательная, моя рыжеволосая девочка. Кто бы из вас не был тем «плодным яйцом», что я так и не смогла выносить, простите… пожалуйста, ну пожалуйста, простите меня… я подвела вас… я не мама… но я не смогу жить, если не заслужу ваше прощение!

Эдварду не нравится то, что происходит. Размах истерики.

Под ритм моих рыданий и дрожь тела, что не искоренить даже самым теплым одеялом, что идет от замерзающего изнутри сердца, он вынуждает меня сесть. Не слишком быстро, помня о дозволенном, но с достаточной скоростью, дабы не успела воспротивиться.

Я попадаю на его колени, лицом к мужу. И его рука, левая, что не держит моей талии, помогая держать спину, на лице. С лаской и обожанием вытирает слезы, излечивает их. Унимает боль.

Оливковые глаза смотрят прямо мне в душу. Не моргая, не отводя взгляд и призывая к тому же. Держат на плаву.