Кейси Уэст - Возможно, на этот раз [litres]

Я улыбнулась.

– Давайте есть! – огласил мистер Уильямс.

Моя тарелка опустела уже второй раз за вечер, зато живот был забит под завязку. Я застонала и отклонилась назад на стуле.

Мистер Уильямс приготовил индейку, макароны с сыром, зеленые бобы, испек мягкие булочки и многое другое, и я попробовала почти каждое блюдо.

– Ну вот, ты поторопилась, – сказал Эндрю, сидевший справа от меня. По левую руку сидел мой брат; он запихивал в рот картофельное пюре.

– Знаю, – сказала я. – Ошибка новичка.

Эндрю поднял миску с амброзией и подал мне.

– Ты даже этот салат не попробовала, – сказал он.

Я специально не притронулась к амброзии. Это бы напомнило мне об одном жарком дне у одного сарая, когда мне довелось поцеловаться с одним мальчиком, от которого пахло коктейльными вишнями. Мне не следовало сейчас думать о поцелуях с Эндрю. Я пыталась вбить себе в голову напоминание о его неизбежном отъезде, а не о том, как мне хочется, чтобы он остался.

– Нет, спасибо, – протянула я.

Мика, сидевшая справа от Эндрю, наклонилась вперед и посмотрела на меня. Она еще никак не прокомментировала мое заявление по поводу Нью-Йорка, и я думала, что она сделает это сейчас. Но она всего лишь сказала:

– Надеюсь, у тебя еще осталось место для десерта.

Я застонала, потирая живот.

– Эй, Мика, – протянула я, – у вас еще остался тот аппарат с караоке. – Я уже пару лет его не видела.

– Да, – ответила она осторожно. – А что?

– Потому что моя мама просто зажгла бы в караоке.

– Ты думаешь, я никогда не пела караоке? – спросила мама, сидевшая напротив меня. Я пожала плечами.

– Я ни разу этого не видела.

– Ты права. У меня шикарно получается. Мы можем устроить соревнование.

Я улыбнулась; Мика снова смерила меня удивленным взглядом, ничего не понимая. День благодарения мы обычно проводили по-другому: после ужина мы с Микой гуляли по району или пинали футбольный мячик по заднему двору, пока взрослые болтали, но новые традиции тоже могли оказаться неплохи.

Мика перевела взгляд на свою маму. Та улыбнулась и кивнула.

– Окей, – сказала Мика тогда, – установлю караоке после ужина.

Эндрю откусил небольшой кусочек кукурузного пудинга.

– Не идет? – спросила я.

– Нет, довольно интересно. – Он положил вилку. – Кстати, что выиграл?

– За что?

– За то, что никто не заметил моих прекрасных глаз.

– А что ты хочешь? – спросила я. В его глазах заиграл озорной огонек. Прежде, чем он успел озвучить свои мысли, я добавила: – Я буду должна тебе пять долларов. И раз ты уже задолжал мне пять долларов раньше, у нас ничья.

– Зануда.

– Еще какая. – Я улыбнулась и встала из-за стола.

Мама получала огромное удовольствие, во все горло распевая песни Кэрри Андервуд. Я пыталась не думать о том, что творится в мозгу у Джетта, который сидел в кресле в углу и выглядел мрачнее тучи. Но именно из-за этого были все мои проблемы: я слишком сильно переживала, что подумают другие люди. Нужно было больше заботиться о том, что думаю я сама. И мне нравилось видеть маму такой счастливой. У нее и правда был неплохой голос. Наверное, получше, чем у Глории с ее дочерью.

– Это ты должна была петь гимн в старшей школе! – проорала я, перекрикивая музыку.

– Я же говорю! – сказала она в микрофон. – Но некоторые скупердяи не хотят делиться! Jesus, take the wheel! – добавила она, продолжая подпевать.

Эндрю рассмеялся.

– Твоя мама уморительная.

– Это факт, – ответила я.

В кармане вдруг завибрировал телефон. Я удивилась: все, с кем я обычно общалась, были в этой комнате. Я вытащила мобильник и посмотрела на экран.

Папа.

Я встала и, выскользнув за стеклянную дверь, вышла на задний двор.

– Алло?

– Соф! – сказал папа. С момента того мучительного разговора мы обменялись всего парой сообщений, и я удивилась, какая ярость закипела во мне от одного только звука его голоса.

– Привет, – холодно сказала я.

– С Днем благодарения, детка. Вы все в доме у Мики?

– Да.

– Я скучаю по семейным праздникам с Уильямсами.

– Серьезно?

– Конечно.

Задний двор тянулся по обе стороны от дома; я прошла мимо нескольких гигантских горшков с цветами к качелям в алькове у забора и села.

– Ты еще тут? – спросил папа.

– Это все, по чему ты скучаешь? – Я знала, что докапываюсь, желая услышать, как он начнет оправдываться, чтобы самой не объяснять, чего я хочу. Все эти эмоции были мне в новинку. Разговоры с папой обычно были очень легкими, поверхностными. Раньше я этого не замечала.