– Если хочешь, можешь позвать Мику, она мне поможет. А то, не дай бог, запачкаешь свои шикарные брюки.
Он протянул руку и, сняв с вешалки махровое полотенце, набросил его на свое колено.
– Тебе обязательно уговаривать меня перестать тебе помогать? Время от времени я могу быть вполне порядочным человеком.
– Ну ладно. – Я развернула марлю и выдавила на нее немного мази. – Только быстро. Как только вытащишь осколок, кровь потечет.
Он ухмыльнулся, глядя на меня снизу вверх.
– Может быть больно.
– Почему у тебя такой вид, будто это доставит тебе удовольствие?
Он хохотнул, а потом резко выдернул осколок и бросил его в мусорку рядом с унитазом. Я еле сдержалась, чтобы не заорать от боли. В следующий момент Эндрю уже прижал открытую рану полотенцем, крепко стискивая мою ступню обеими руками.
– Мистер Стэнтон будет не в восторге, когда узнает, что мы испортили полотенце, – выдавила я.
– Я куплю ему другое.
Видимо, для Эндрю все проблемы решались одинаково просто. Я снова запрокинула голову, прислонившись к зеркалу: голова опять закружилась.
– Ты как? – спросил он.
– Нормально. Давай уже побыстрее покончим с этим.
– Есть, мэм.
Он убрал полотенце и прижал к ране марлевую повязку, потом трижды обмотал ступню бинтом и порвал его зубами. Закончив, он встал рядом; я касалась его коленями. После этого он никуда не двинулся – просто положил руки на стойку по обе стороны от меня и встретился со мной взглядом.
Я уставилась на него в ответ, не в силах произнести ни слова: в голову, как бы я ни пыталась, ничего путного не приходило. Я хотела пошевелить руками, оттолкнуть его, но не смогла. Руки так и остались на стойке, в миллиметрах от рук Эндрю.
– Даже спасибо не скажешь? – спросил он.
– Точно… да… спасибо, – ответила я, не понимая, почему произнести это было так сложно – несмотря на то, что он это заслужил.
– Всегда пожалуйста, – сказал он, все еще не двигаясь с места. Он рассматривал мое лицо, и я не до конца понимала, что он хочет там обнаружить. Взгляд его был непроницаем. Я постаралась не выдать своего смущения.
– Тебе лучше уйти, – наконец проговорила я. – Твой отец потребовал, чтобы я и близко не подходила к его вещам.
– Что? – нахмурился Эндрю.
– Я думаю, что он имел в виду тебя.
– Он такого не говорил.
– Говорил.
– Мне кажется, Соф , что ты слышишь только то, что хочешь слышать.
– А мне кажется, Дрю , что ты видишь только то, что хочешь видеть. Особенно когда дело касается твоего отца.
Он стиснул зубы, вручил мне окровавленное полотенце и вышел из ванной.
– Что-то я тебя не расслышала, – пропела Мика, открывая багажник своей машины. – Ты хочешь, чтобы я снова спасла тебя силой своей организованности?
Я глубоко вздохнула.
– Не уверена, что тот факт, что у тебя в багажнике валяется пара моих ботинок, можно назвать «организованностью». Скорее уж нездоровой одержимостью. В любом случае – как давно ты их там хранишь? Что это хоть за ботинки?
Вычистить зону приема босиком или на каблуках не представлялось возможным: на дорожках все еще валялось разбитое стекло. Но Мика снова помогала мне выпутаться из этой передряги. Она потянулась мимо своего чудо-ларчика вглубь багажника, где виднелась обувная коробка.
– Нет, это не твои ботинки. Это ботинки, которые я когда-то купила себе, но они оказались мне велики, поэтому я решила оставить их на случай, если что-то такое произойдет.
– Ага, ведь «что-то такое» случается со мной так часто.
– Ну случилось же, верно? Как насчет поблагодарить меня за предусмотрительность?
Я обняла ее.
– Спасибо, Мика, за то, что остаешься моей лучшей во всем мире подругой, готовой ко всему.
Она улыбнулась и вручила мне коробку.
– Не за что. – Вслед за коробкой она дала мне сложенную футболку. – И вот это тоже надень.
Моя одежда все еще была насквозь мокрая, поэтому что-нибудь сухое сейчас бы не помешало. Учитывая, какая везде творилась катастрофа, нам предстояло убираться еще минимум час, если не больше. Я взяла футболку и открыла обувную коробку.
– Ковбойские сапоги? Так вот почему ты не отдала мне их сразу. Ты знала, что я ни в жизнь такие не надену.
Мика улыбнулась.
– Ну, сейчас тебе выбирать не приходится. Так что засунь свою гордость подальше и сходи переоденься, иначе мы останемся тут на всю ночь.
Она всегда знала, что мне сказать. Гордость. Это слово всегда брало меня за живое. Я прохромала к переднему сиденью ее машины, переоделась в футболку и натянула сапоги. В отражении в зеркале заднего вида я увидела свое измученное лицо. Кое-как расчесала волосы пальцами и стерла размазанную тушь под глазами. Наконец вернулась к зоне приема и присоединилась к остальным. Ну, хотя бы дождь закончился.
Читать дальше