Йозеф Пушкаш - Четвертое измерение

Поблизости раздались голоса, он испугался, что его могли услышать, а обернувшись, обомлел от очередного сюрприза: неспешным прогулочным шагом к ним приближались под ручку Рошкованиова с Твароговой, разговаривая между собой воркующими голосами и изощряясь в любезностях. Он с трудом поверил глазам своим… Обе старые дамы тоже заметили Ротаридеса с сыном и бог весть почему разом умолкли, глядя на них строго и осуждающе.

— Целую ручки, — робко поздоровался Ротаридес.

Отвернувшись, они молча и величественно проследовали мимо. Рошкованиова многозначительно потянула несколько раз носом, Тварогова столь же многозначительно откашлялась. Удалившись на несколько метров, они вновь защебетали, казалось, обе говорят одно и то же и тараторят все быстрее, чтобы хоть на волос раньше другой промолвить те же самые слова.

Ротаридес сообразил, что именно бросило старух в объятия друг другу, и обратился к Вило, который сейчас оставался его единственным верным сподвижником:

— Смотри, вот чем обернулась для меня моя доброта. Их возмутило, что я ни одной не отдал предпочтения, что я обеих считаю порядочными особами. Теперь они заключили союз, потому что обе настроены против меня, хотя им следовало бы поблагодарить меня за то, что я их помирил. Видишь, какая сложная штука — человеческие взаимоотношения…

Они понуро добрели до дому.

— Папа, колово-о-од! — взмолился Вило, едва отец успел переодеть его и переобуть в домашние тапочки, которые уже просили каши.

Как всегда поломавшись, Ротаридес пустился в пляс, топал ногами с наигранным ликованием на лице, больше похожим на кривую усмешку, в то время как сын визжал от неподдельного восторга. В этот вечер голова у Ротаридеса закружилась раньше обычного, благо еще, что в критическую минуту ритуальный танец был прерван звонком в дверь.

— Привет, пан учитель, — озарила его широкой улыбкой Эва Матяшикова. Ротаридесу почудилось, что сегодня у нее какая-то другая, более белозубая, что ли, улыбка, чем всегда. И чутье не обмануло Ротаридеса: вчера Эва посетила свою дантистку, и та покрыла ей не очень здоровые и обезображенные пломбами передние зубы слоем специального лака, доставленного окольными путями из самой Швейцарии. Со вчерашнего дня Эва улыбалась даже таким малосимпатичным ей людям, как Ротаридес.

Рядом с Эвой стоял старый хлыщ Куки. Идеально выбритое лицо его излучало светскую благовоспитанность. На сей раз на нем был твидовый пиджак, спортивная рубашка с открытым воротом и безукоризненно отглаженные брюки, а с пояса свисала на всеобщее обозрение серебряная цепочка от карманных часов.

— Тонка дома? — спросила Эва, заглядывая Ротаридесу за спину, словно в надежде, что вот-вот появится Тонка и уберет его с дороги, как непредусмотренное препятствие.

Ротаридес объяснил, что сегодня не ожидает ее так рано, поскольку у них на работе большое торжество, и из вежливости пригласил гостей в квартиру.

— Мы пришли спросить, — Эва отступила на шаг, отклоняя приглашение, — перепечатала ли она рукопись. Мы не задержимся…

Смекнув, кто перед ним стоит, Ротаридес внимательнее присмотрелся к старому господину. Мысленно он отметил, что такого броского пиджака и таких отутюженных брюк ему уже давно не доводилось видеть, обратил внимание на цепочку и едва удержался, чтобы не спросить, который час, желая убедиться, что к цепочке прицеплена настоящая луковица, своим почтенным возрастом изобличающая молодящегося владельца.

— Если она еще не перепечатала, я охотно подожду, — сказал пан Куки. — Затурецкий… ваш покорнейший слуга. — И он подал Ротаридесу вялую влажную руку.

Ротаридес признался, что понятия не имеет, сколько Тонка успела сделать.

— Мне бы не хотелось рыться в ее бумагах, — добавил он с извиняющейся улыбкой.

— Не беспокойтесь, — сочувственно кивнул старый хлыщ. — Вы только передайте, что мы заходили. Она в любую минуту может переслать работу с пани Эвочкой. Но не говорите ей, будто я ее тороплю, я прекрасно понимаю, какое это нудное дело…

— Но ты, если не ошибаюсь, все-таки хотел бы уже получить свою книгу целиком? — перебила его Эва и строго посмотрела на Ротаридеса, словно намекая, что именно он помешал Тонке вовремя исполнить заказ.

Когда они ушли, Ротаридес еще задержался в прихожей, пытаясь разыскать на полках среди бумаг что-нибудь похожее на рукопись Затурецкого, но убедился, что Тонка убрала ее в другое место. Как будто она прячет ее не только от Вило, но и от меня… подумал он озадаченно.