Маша Трауб - Или я сейчас умру от счастья

Серго поступил жестоко – предложил матери выбор. Или он с женой, которую она назовет дочерью, или соседи. Нинель выбрала соседей. У нее была своя правда – она оставалась жить в этом городе, в котором соседи – тоже семья. В их городке все еще верили в обещания, держали клятвы, данные в школьном возрасте, не прощали предательства. А Серго нарушил клятву и предал Кети. Он поставил крест не на своей судьбе, а на судьбе Кети. К тому же подрастал младший сын и брат Серго – Роберт. Нинель не хотела, чтобы он был в ответе за поступки старшего брата. Серго все понимал. Но он всегда был упрямым, резким и обидчивым.

Он сказал матери, что раз так, то у него больше нет семьи, нет рода и кровных связей. И пусть мать забудет о том, что родила троих сыновей. Одного она уже потеряла, а теперь потеряла и второго. Нинель ответила, что лучше не иметь никакого сына, чем такого – предал семью и оскорбил мать. Серго опрокинул книжный шкаф на пол, но Нинель стояла, замерев, как соляной столб. Серго велел своей жене собирать чемодан – они уезжают немедленно. На вокзал пошли пешком – никто из таксистов не стал их подвозить. Соседки потом рассказывали, что бедная Нинель так и стояла, посреди разбросанных книг и сломанного шкафа, замерев, – ни разу не оглянулась в сторону уходящего сына. Молодая жена Серго шла следом и плакала. Она умоляла его вернуться и попросить прощения у матери. Не сжигать мосты. Но тот не слушал.

Роберт, младший брат, в это время играл в футбол в соседнем дворе. От ребят он узнал, что Серго опять уезжает. И тут же побежал домой, где застал мать, похожую на живой труп.

– Мам, пойдем, проводим Серго! – закричал Роберт. – Он пошел на вокзал! Надо его проводить!

Роберт потянул ее за руку, и та повиновалась. Нинель шла, и все расступались. Она сняла платок, без которого на людях не появлялась и накручивала так затейливо, что все женщины завидовали и восхищались. Вдруг все увидели, что Нинель – седая до последнего волоска. Женщины не шептались за ее спиной. Они плакали. На вокзал Нинель шла простоволосая. Это странное и страшное шествие: Серго, следом его молодая жена, не перестававшая плакать, Нинель, седая, с черным от горя лицом, белыми губами, – местные жители долго вспоминали.

Роберт, не понимавший, что происходит, бежал впереди матери, цепляясь к старшему брату. Он был рад оказаться на вокзале и увидеть поезд. То и дело подбегал к Серго и спрашивал, привезет ли он ему подарок. Тот обещал. И там, уже на вокзале, Серго сообщил матери, что его жена беременна. И что Нинель никогда не увидит внука или внучку. В чем он клянется. У Нинель сердце не дрогнуло. Она протянула сыну конверт, в котором лежали все скопленные на сберкнижке деньги. Все, что имелось в семье. Серго отмахнулся, и конверт упал на землю. Нинель стояла, замерев. Серго тоже не наклонился, чтобы поднять. Тогда подбежал Роберт, поднял конверт и отдал жене Роберта. Этой девочке, которой и двадцати не исполнилось. Ребенок. Катя. Ее звали Катя. Серго нашел себе жену с тем же именем, которое носила невеста.

Катя взяла конверт и приложила его к животу, будто давая понять, что деньги пойдут на ребенка. Но и тогда сердце Нинель не дрогнуло. Она стояла на вокзале допоздна. Поезд, увозивший ее сына, невестку и будущего внука или внучку, давно ушел. Отбыли еще два после. Встречающие и прибывающие пассажиры обходили странную женщину стороной, будто вокруг нее был очерчен круг, за который нельзя заступать. Из ступора мать вывел Роберт, который замерз, проголодался и хотел домой.

– Мам, пойдем. – Он потянул Нинель за руку, и та подчинилась, все еще до конца не осознавая, что произошло.

Только дома Нинель очнулась и поняла, что натворила – отказалась от сына, от возможности нянчить внуков, ругаться с невесткой, устраивать большие семейные праздники. Нинель перечеркнула свое настоящее и лишила себя будущего. Два сына. Она потеряла уже троих близких мужчин – мужа и двоих сыновей. Мужа и Зураба забрала болезнь, а Серго… Нинель некого было винить, кроме себя.

Она плакала и кричала так, что на ее вопли прибежала даже тетя Ника, обещавшая, что ноги ее в соседском доме не будет. Нинель рвала на себе волосы, одежду, била посуду. Она уже не кричала, а выла. Тетя Ника схватила ее за руки, усадила на диван, потом уложила и долго сидела рядом – гладила, успокаивала, что-то шептала – то ли молитвы, то ли заклинания.

Следующие дни стали адом для обоих семейств. «Скорая» приезжала к Кети, которая кричала, вырывалась, наотрез отказывалась от еды и воды, собираясь умереть или от голода, или от обезвоживания. Врач делал девушке укол. Дожидался, пока Кети уснет и шел в соседний двор к Нинель, которая тоже кричала, вырывалась и не отдавала нож для мяса, который держала в руках, собираясь лишить себя жизни. Врач делал укол Нинель и ждал, пока та успокоится. Если вызов поступал из дома Кети, то все врачи уже знали – надо зайти и к Нинель на всякий случай. Если врачей вызывал Роберт, испугавшись, оттого что мама опять кричит не переставая, то «Скорая» оформляла два выезда, чтобы заехать и к Кети. Тетя Ника бегала между двумя домами, выхаживая и дочь, и соседку – кормила с ложечки, заставляла пить таблетки и травяные настойки, сидела, гладила по голове. Однажды она призналась Нинель, что уже не отличает, у чьей постели находится. Сил не осталось никаких.