Эдуард Овечкин: Акулы из стали. Аврал (сборник)

Пару лет назад Слава развелся с женой, и поэтому он давно уже привык разговаривать с вещами в квартире – осознание собственной лёгкой придурковатости бодрило, и от этого становилось веселее. Хотя стоит сказать, что от одиночества Слава не страдал вовсе: служил он на лодке доктором, а во время отпусков и затиший по службе обычно просился в госпитали или больницы поработать для опыта, в чём ему не отказывали – дефицит хирургов был почти везде. Он иногда только ездил домой проведать маму и искренне удивлялся, что все ему пытались то сосватать кого-то, то просто подсунуть для временного сожительства: в одиночестве своём он находил массу полезных плюсов и практически ни одного минуса. «А что мне девушка! – обычно отмахивался он на расспросы про свой холостяцкий быт. – Хочу кисель пью, хочу на этом, как его, трамзистроре играю!»

Сделав несколько глотков кофе (обжёгшись на первом и смешно дуя после этого в кружку), закурил первую сигарету. Опять же, с семьёй дома как курить? А первая сигарета – она у Славы была традиционно самая важная; это потом весь день можно курить или у себя в гальюне, или на бегу, или в строю в рукав, а первую надо было обязательно расслабленно, сидя на кухонном диване и попивая кофеёк.

В окно шлёпнулся снежок. Две чёрные фигуры стояли неподалёку в сером рассвете, и одна из них крикнула:

– Докторила! Ты на работу идёшь?!

– Дебилы! – крикнул Слава в окно. – Что вы орёте! Люди же спят! Фигуры переглянулись: одна из них пожала плечами, а вторая крикнула в ответ:

– А сам чо орёшь тогда, умник? Давай выходи, а то сейчас зайдём к тебе и весь кофе выпьем!

– И марципаны съедим! – добавила первая, которая до этого жала плечами.

– Иду! – махнул им Слава в окно и достал носки из микроволновки.

Те были чуть сыроваты, но ничего, досохнут на ногах. Наскоро докурив («Вот скоты, и покурить спокойно не дали!»), одевшись, прихлёбывая на ходу кофе, Слава проверил, что выключил везде свет, плиту, воду, и выскочил из стылой квартиры на бодренький морозец.

– Здравия желаю, товарищи коллеги!

– И ты не болей!

Сняли рукавицы, пожали руки, двинулись к сопкам.

– Блин, а я дверь-то закрыл?

– Слава, не начинай, а! Сходи уже к психиатру!

– Да это не лечится – я узнавал.

– Ну вот и греби дальше – подумаешь, вынесут твой «Рубин», Сегу и микроволновку!

– Книги же!

– Давай-давай, только вперёд – тебе сегодня тропу топтать, не коси!

Эту особенность Славиного организма знали все, кто с ним дружил, – ему всегда казалось, что он забыл что-то важное: выключить плиту, закрыть дверь или форточку. Утомившись всё время возвращаться, он даже однажды завёл себе на карманном куске электрокартона контрольный лист по покиданию квартиры: там была нарисована таблица, в которой он ставил галочки карандашиком в графах «Выключить плиту», «Закрыть воду», «Закрыть дверь» и так далее, но это абсолютно ему не помогло. Выйдя на улицу, он смотрел в лист, бормотал: «Вот я тормоз, дверь не закрыл, а галочку поставил!», после чего бежал обратно, и дверь всегда оказывалась закрытой.

Он вообще ничего никогда не забывал, но всё время думал, что что-то забыл; по этому поводу над ним дружелюбно подтрунивали и обычно от дома уводили под руки, а в таблицу, коварно выкрав из кармана, дописали: «Поссать. Не забыть стряхнуть», «Дать денег в долг Саше и забыть об этом», «Любить Родину» (писал штурман тушью, так что табличку пришлось выбросить и мучиться дальше уже без неё).

На корабле была приятная предновогодняя суета. Вроде все занимались повседневностью, но в предновогоднем приподнятом настроении, непонятно откуда взявшемся, так как денег опять не выдали, и командир, разругавшись со всем штабом и пообещав сжечь бербазу, выбил более-менее нормальный паёк из тушёнки, селёдки, серых макарон и яичного порошка вместо всего остального, а потом долго ругался с кем-то, в одиночестве бродя по пирсу. Говорил тихо – слов было не разобрать, но по струйкам пара чётко угадывалось, где были сложноподчинённые предложения, а где короткие междометия с восклицательными знаками.

Но чрезвычайно вредное, зато так крепко вбитое с детства ощущение ожидания чуда проникало и в прочный корпус, заражая собой всех вокруг без разбора чинов, рангов и проблем. Не обошло оно и Славу, несмотря даже на то, что он по натуре в общем-то был довольно циничен и доктор. И Слава тоже предвкушал: проведя заранее подготовку, он договорился с давно примеченной медсестричкой Любой из гарнизонного госпиталя. За коньяк и конфеты с ананасами она уговорилась встретить Новый год с ним и почти наедине, что однозначно предвещало секс, но вот что удивительно: замечтавшись на запах мандарин в амбулатории, Слава уже представлял, куда Люба будет размещать свои вещи в его квартире и как расставит пузырьки с косметикой в ванной. А туфли? У неё же наверняка куча обуви, и вот куда её деть в прихожей метр на метр? Шкафчик купить, что ли, придётся? Или вообще лучше к ней переехать будет? Интересно, а у неё шторка в душе есть или она на пол воду льёт? От сосредоточенности мыслей даже мокрота под ногами почудилась. Что, в общем, и привело доктора в чувство.