Сигрид Нуньес - Друг

По поводу вызывающей такое восхищение собачьей верности писатель Карл Краус заметил, что собаки верны людям, но не другим собакам. Так что, возможно, они не лучший пример такой добродетели, как верность. По правде говоря, собаки часто ненавидят других собак, даже собственную кровь. Я наблюдала пример такой ненависти только сегодня утром. Две собаки на поводках заметили друг друга и тут же начали угрожающе рычать и рваться со своих поводков.

У-у, гребаный гад! Я тебя ненавижу. Черт бы тебя побрал! Я откушу твой гребаный нос, ты, вонючий кусок дерьма. Я прикончу тебя. Тебе повезло, что я на поводке, не то я откусил бы твои гребаные яйца.

Они едва не удавили себя до смерти, пытаясь добраться друг до друга.

Аполлон не такой. Я никогда не видела, чтобы он обижал, атаковал или задирал другого пса. Несмотря на все что ему пришлось пережить, он остался добрым, он сохранил свою – человечность, хочется мне сказать (а какое еще слово мне следует употребить?).

Однажды мы проходим мимо небольшой веранды, и на ней примерно на уровне головы Аполлона сидит кошка. Кошка подпрыгивает, описывает полукруг и фыркает прямо ему в морду. Аполлон подставляет морду – кошка взмахивает лапой и сильно бьет по ней. На мгновение меня охватывает страх за эту кошку, но Аполлон продолжает идти дальше. Ему не нужны неприятности. Ему нужен покой.

Даже в старости он остается существом такой поразительной красоты, что прохожие то и дело восхищенно ахают, глядя на него.

Как же прекрасен он был в расцвете сил.

Нет ничего необычного в том, чтобы жалеть, что ты не знал человека, которого полюбил, таким, каким он был до встречи с тобой. Тебе почти что больно, оттого что ты не знаешь, каким твой любимый был в детстве. Я испытывала подобные чувства к каждому мужчине, в которого когда-либо влюблялась, и ко многим близким друзьям, и сейчас я испытываю то же самое к Аполлону.

Как жаль, что я не знала его, когда он был игривым молодым псом, что я пропустила те месяцы его жизни, когда он был щенком! Я чувствую не просто грусть, такое чувство, будто меня обманом лишили чего-то дорогого. Ведь у меня нет также фотографии, на которой было бы видно, каким он был когда-то. Мне приходится довольствоваться разглядыванием фотографий мраморных догов-щенков в книгах или в Интернете. И признаюсь, что я посвятила этому несколько часов.

Это случилось лишь однажды. Идя по Сохо, я повстречалась с человеком, выгуливающим еще одного мраморного дога. И я, и он были в восторге, наши собаки же даже не посмотрели друг на друга.

С твоей собакой может случиться что-то дурное. Этот урок мы усваиваем рано, из детских книг. Животные в этих историях часто погибают и нередко жестокой смертью. Рыжий пони из рассказа Джона Стейнбека, например. И даже когда они не погибают, даже когда в конце они не только остаются живы, но и живут счастливо, до этого им все равно приходится туго, часто они жестоко страдают, нередко проходят через настоящий ад. Автобиография Красавчика Джо, написанная на основе жизни реального пса и изобилующая жестокими сценами, начинается с того, что изверг-хозяин отрубает ему уши и хвост топором.

Как, несомненно, и многие другие читатели, я помню, что плакала над этими книгами (особенно горько над участью Джо), но я никогда не жалела, что их прочла. Есть ли на свете истории, более захватывающие, чем истории о дружбе между ребенком и животным? Когда я впервые поняла, что хочу писать книги, я была уверена, что стану писать именно об этом. Но на самом деле я никогда не создавала ничего подобного.

Когда людям совсем мало лет, они смотрят на животных как на равных себе, даже как на свою родню. То, что люди отличаются от животных, то, что они уникальные существа, стоящие над всеми остальными видами – это понимание приходит лишь с годами, ему надо учить.

Дети склонны придумывать в своих фантазиях миры, населенные существами, иными, чем человек. В детстве мне нравилось делать вид, что я кошка, или кролик, или лошадка. Тогда я пыталась общаться с другими людьми не с помощью речи, а с помощью звуков, которые издавало то животное, которым я себя представляла, и отказывалась есть при помощи рук.

Иногда я играла в эти игры так долго и убедительно, что родители даже начинали беспокоиться. Пусть это была всего лишь игра, но в глубине ее таилось нечто совершенно серьезное, и частица этого осталась со мной и после того, как я стала взрослой – нежелание быть частью человеческого рода.