Даниэль Рондо - Механика хаоса

Она прекрасно владела собой.

Он слышал ее шаги на лестнице.

Спокойные шаги.

Она шла так, словно ей не в чем было себя упрекнуть.

Он позвонил на работу и сказал, что заболел. Что-то с желудком. Повесив трубку, он сел на пол возле окна и обхватил голову руками. Его и правда тошнило. Ему хотелось понять, что с ним творится, и вернуть себе власть над собой. «Надо все обдумать. Это лучше, чем разносить дом бейсбольной битой». Он просидел так почти три часа, в полном раздрае, без единой мысли в голове. В полдень он взял машину и поехал к больнице. Он припарковался за мебельным грузовиком, довольно далеко от ее черной «клио», оставленной на стоянке для медицинского персонала между «рено-меганом» и здоровенным «мерседесом», и стал ждать.

Около 13 часов он заметил ее за стеклянной дверью главного входа, и его охватил страх, пригвоздивший его к сиденью. Мари-Элен разговаривала с двумя медсестрами, которые курили на крыльце. Они стояли в накинутых на белые халаты свитерах и от холода подпрыгивали на месте. На Мари-Элен было бежевое пальто, обшитое шнуром, которое они два года назад купили во Флоренции.

Она попрощалась с медсестрами и, не стирая с лица улыбки, своей восхитительной походкой направилась к «клио». Изо рта у нее вырывались небольшие облачка пара. Под холодным январским солнцем ее белокурая шевелюра отсвечивала металлическим блеском. Она повернула ключ зажигания и с невероятным изяществом, в одно движение, вывела «клио» с парковки и покатила в сторону Бур-ла-Рен. «В ту минуту я, как последний кретин, поверил, что она едет домой».

В гараже «клио» не было. Он попробовал позвонить ей на мобильный, но напоролся на синтетический голос автоответчика. Тогда он вышел из дома, купил пасты, небольшую упаковку фуа-гра и два куска яблочного пирога; вернувшись, накрыл стол на двоих, поставил две красные свечи и отправил ей эсэмэску, в которой написал, что видел ее сегодня на больничной парковке и что в своем пальто – не всякая женщина сумеет такое носить – она выглядит сногсшибательно.

В одиннадцатом часу он увидел в окно, как ее «клио» тормозит перед домом. Он открыл ей дверь, думая про себя, что не ошибся. «Никаких упреков. Улыбнись ей, помоги снять пальто, налей бокал вина…» Она чмокнула его в щеку и бросила ключи от «клио» на комод в прихожей. Как ни в чем не бывало. Он не смог сдержаться и спросил ее, где она была. «Я волновался, вдруг с тобой что-нибудь случилось». Он говорил каким-то детским голоском. На ней было шерстяное платье без рукавов. «Да так, каталась по улицам. Заехала в какую-то деревню. Остановилась выпить кофе и поехала назад». – «Ты все это время провела за рулем?» – «Да, за рулем мне лучше думается». – «Тебе надо было подумать?» – «Мне надо было побыть одной». – «Ты проголодалась?» – «Немножко».

По результатам этого диалога кое-что прояснилось. Мари-Элен извинилась и, чуть поколебавшись, призналась, что чуть было не завела интрижку с профессором из Института Неккера, с которым познакомилась на конференции по проблемам ВИЧ-инфицированных детей.

– Помнишь, я рассказывала тебе про эту конференцию?

– Что значит «чуть было не завела»?

– Брюно, мы с тобой давно не дети. Я чуть было не поддалась. Это с кем угодно может произойти. Но ничего не было.

– Ничего?

– Ничего, уверяю тебя. Легкий флирт, и больше ничего.

Флирт. Брюно слушал ее, поглаживая свои руки. «Она специально напустила туману, чтобы подбросить мне эту обманку. А я, идиот, заглотил приманку».

– Клянусь тебе здоровьем наших дочерей, ничего не было. Ничего серьезного. Не о чем говорить.

Она улыбалась. Чуть было не … И правда, какая ерунда. Она права: они давно не дети. Глупо раздувать целую историю из-за того, что какому-то мужику захотелось с ней переспать. У него хороший вкус, вот и все.

Она рассказала, что однажды вечером он подвез ее на машине: «Помнишь, я забыла погасить габаритные огни и у меня сел аккумулятор?» Позже они несколько раз вместе ходили обедать.

– Надо было сразу тебе сказать. Я дура, что этого не сделала. Из-за этого вранья мне… Из-за этого вранья я два или три месяца жила как в клетке.

– Три месяца? Это продолжается уже три месяца?

– Послушай, я же не считаю! Может, не три месяца, а четыре недели.

– Как его зовут?

– Зачем тебе знать? Это не имеет никакого значения. Он для меня не существует.

– А мне любопытно. Вдруг когда-нибудь с ним пересекусь.

– Ну хорошо, если настаиваешь… Его зовут Тришэ.