Даниэль Рондо - Механика хаоса

– Мы раз в месяц на несколько дней выезжаем из Пало-Альто.

– Ваша цель – достичь состояния дзен?

– Именно. Мы сосредоточены на поиске правильных вибраций.

– В шестидесятых был один фильм, – фыркнула Жаннет, – про зарождение свободной любви.

– Мы действительно черпаем вдохновение в некоторых философских идеях того времени, – кивнул калифорниец.

– Секс напрямую связан с духовностью, – добавила одна из американок.

Эта волнующая тема вызвала всеобщий интерес. Американки принесли термосы с чаем и корзинки с круассанами, которые ночью испек кондитер их отеля в Сент-Джулиансе. Несмотря на бриз, становилось очень жарко.

– Что до меня, то я черпаю вдохновение у двух французов, – сказал профессор дипломату. – У Лакана и Леви-Стросса.

– И давно ты этим занимаешься?

– Я начал три года назад.

– Судя по всему, дело идет хорошо.

– У меня набраны группы на два года вперед. Большинство моих клиенток заняты духовными исканиями. Но кроме того они стремятся к возрождению своей сексуальности. И надеются на новые неожиданные интимные встречи. На приятные сюрпризы.

– Ты хочешь сказать, что у них свербит между ног, – злобно бросила Эмма.

Дипломат предложил сделать групповое фото для сайта посольства. Эмма с недовольным видом села на корточки чуть впереди остальных, наклонив голову так, что волосы упали ей на лицо. Жаннет сообщила, что неважно себя чувствует.

– Просто немного устала, – сказала она. – Пройдусь до моря, подышу.

Она давно разлюбила без подготовки позировать перед камерой. Консьерж разбудил ее ни свет ни заря, и она едва успела чуть-чуть подкраситься. И потом, на горизонте маячила невидимая, но такая близкая Ливия, внезапно, но настойчиво напоминая ей, как много времени прошло. Она решительным шагом направилась прочь от группы, которая устраивалась на расстеленных одеялах. Эмма тоже откололась от спутников и, прыгая как коза, забралась на вершину храма, где замерла в задумчивой позе.

Через час Жаннет прибежала назад. Она тяжело дышала и громко звала на помощь. Первым ее крики услышал Рифат Деметер и бросился ей навстречу:

– Что случилось?

– Скорее! Вызывайте скорую!

– Зачем? Кому-то плохо?

– Двое африканцев! Дети! Они в ужасном состоянии. Они умирают!

Она опустилась на скамью, с трудом переводя дыхание. Рифат и Майк засыпали ее вопросами. В поле стрекотали насекомые, сухая листва издавала металлический треск. Жаннет отвечала невпопад, то и дело вскакивая и требуя вызвать машину скорой помощи.

В конце концов они все же поняли, что она столкнулась со страшно истощенной африканской девочкой-подростком, которая отвела ее в скальную пещеру, где лежал тяжелораненый юноша. «Он весь горит. У него разбита голова». Мальтийский чиновник позвонил в больницу «Матер Деи», а затем объяснил Рифату, что Жаннет, по всей видимости, нашла двух молодых сомалийцев, которые наряду с тысячами других попытались морем добраться до Европы: «Несколько дней назад возле острова Фильфла потерпело крушение жалкое суденышко с тридцатью восемью незаконными мигрантами. Все думали, что спастись не удалось никому».

Отель «Коринтия», Триполи, Ливия

Жаннет… Мы все радовались, узнав, что она будет на вечеринке у посла. Она – наряду с ледяным шампанским и провокативными остротами нашего хозяина – служила одной из приманок этих сборищ. В то время, то есть в восьмидесятые годы, это была очень молодая, стройная и невероятно привлекательная женщина. Никто никогда не заикался о ее связи с Вождем, хотя все были в курсе. Она часто ходила в цельнокроеном зеленом платье с открытыми плечами.

Я привык с недоверием относиться к этим амазонкам от парижской журналистики, которые поддерживали особые контакты с заурядными мелкими тиранами и превозносили их доблести. Во Французском институте Дамаска я познакомился с французской журналисткой, весьма близкой к Хафезу аль-Асаду. Ее репортажи и аналитические статьи, печатавшиеся в газете, каждый номер которой читатели ждали как скрижали Завета, на деле были частью широковещательной кампании по дезинформации мирового сообщества.

Я предполагал, что и Жаннет принадлежит к тому же типу. Но в ней была сумасшедшинка, исключавшая всякую расчетливость; она была настолько живой, благородной и неотразимой, что это как экраном защищало ее от осуждения, тем более что ее любовные приключения многих завораживали. Они воспринимались как некий вызов.