Одни умирали, а на смену им приходили новые, так что начальству беспокоиться не приходилось.
Особенно плохо приходилось с водой. Во время работы ее не давали, так как боялись потерь рабочего времени. Люди мерли от жажды прямо в котловане… Трупы со страшными пересохшими ртами валялись на грунте.
В жилую зону нас приводили едва волочащими ноги. Только теперь я начал понимать, что такое лагерь. За несколько дней пребывания там я смертельно устал… А впереди было шесть долгих лет. Выдержу ли я? Вероятно, такой вопрос задавал себе не я один, но особо мы не делились своими мыслями: каждый замкнулся в себе.
Недалеко от лагеря протекала речка Басу — медленная, узкая. Каждый день, когда нас вели на работу, я любовался ею, мечтая искупаться.
Время шло. Я вживался в лагерный быт, привыкал к нему…
Помню один тоскливый, зимний день. Шел дождь со снегом. Дорога, по которой вели нас к котловану, была, разумеется, проселочной. Дождь превратил ее в болото, куда ноги погружались по щиколотку. Иногда дорога буквально отрывала подошвы. Направляющие все прибавляли шагу, чтобы быстрее миновать тяжелый участок пути…
Конвоировал нас старшина со своим отделением. Этот конвой отличался особой жестокостью. Старшине тоже трудно было шлепать по грязи. Он крикнул: "Направляющий, короче шаг!”, но колонна продолжала идти с прежней скоростью — видно, впереди не слышали слов старшины. Конвоиры стали прикладами останавливать внутренние ряды, а начальник конвоя с пистолетом в руках добежал до головы колонны. Мы услышали три выстрела и ругань… "Всех перестреляю, сволота!!” Раздалась команда для всей колонны: лечь в грязь. По рядам прошло, что впереди трое убиты. Нас колотили прикладами, сапогами. Стоило кому-нибудь поднять голову, как он немедленно получал прикладом по затылку… Досталось, понятно, и мне по ребрам. Нас мучали с наслаждением, старательно. Одни визжали и выли от боли, другие лишь обессиленно стонали, но издевательство продолжалось.
Пролежали мы в грязи под дождем больше часа. Затем нас подняли и повели обратно в лагерь. С нас струями стекала грязная вода и кровь. В таком виде нас заставили "поразмяться”: бегать по двору полчаса. Потом загнали в бараки.
А застреленные остались лежать на обочине. Мы видели, как за ними снарядили подводу с тремя заключенными…
Бараки не отапливались. Мы разделись, отжали мокрое насквозь белье и одежду, переоделись в сухое…
Вскоре нас вывели во двор зоны, под дождь. Три трупа лежали во дворе. Нас выстроили в одну шеренгу и заставили пройти мимо убитых. Проходя, я прочитал надпись: "Каждый бунтовщик получит то же самое”. У одного из убитых был пробит лоб. Другой лежал с раскрытым окровавленным ртом: видно, хотел что-то сказать в свою защиту, но его остановила пуля. Третий был убит в грудь. Все трое скончались мгновенно, хоть в этом им повезло…
Трупы лежали во дворе двое суток, потом их убрали.
Начальника конвоя мы некоторое время не встречали. Но вскоре он появлялся вновь: теперь на его плечах красовались новенькие погоны младшего лейтенанта МВД. Поощрение за зверское убийство ни в чем не повинных людей. Это было настоящее лицо советского законодательства, без маски, без прикрас…
Комендант лагеря здесь отличался особой жестокостью. Все ужасы, творившиеся в зоне, голод, жажда, смерть больных, были полностью на его совести. Однажды утром этому коменданту прямо на вахте во время развода отрубили голову… К ужину назначили другого, но его царство длилось совсем недолго: во время того же ужина его закололи, как кабана.
xxx
Мало того, что эти негодяи убивали нас, они и нас самих превратили в зверей…
Расскажу об одной бригаде. Она состояла из полутора сотен человек. Бригадиром там был один, со странной фамилией Базар. Вся его бригада состояла из бывших басмачей, власовцев и пленных последней войны. Базар имел весьма внушительный вид: с огромными черными усами, а на одной руке было у него всего два пальца — большой и указательный. Имел он и личную охрану: около него постоянно находились двое верзил с дубинками. Базар вселял трепет в сердца заключенных.
Я установил с ним хорошие отношения. Он частенько угощал меня наркотиками, однако я не употреблял их, а раздавал своим ребятам.
Чтобы завоевать доверие лагерного начальства, Базар и его помощники заставляли работать своих людей до полного изнемождения. Они, как настоящие изуверы, измывались над заключенными; им ничего не стоило убить любого. Даже над своими соотечественниками-узбеками Базар жестоко глумился.
Читать дальше