Ивлин Тойнтон - Современное искусство

— Мистер Догерти пишет как ангел, — изрек сэр Кеннет Кларк (он приехал в Мельбурн прочесть лекцию), и его слова повторяла вся школа.

Писать, как ангел, увидев картину Мэддена, он перестал. Так что Белла Прокофф интересует его далеко не в первую очередь.

— У нее дома есть его работы?

— Нет. На одной стене две ее картины. Потом мы поехали на вернисаж. Не понимаю, почему ты говоришь, что ее работы неинтересные. По-моему, они прекрасные.

Он хмыкает.

— Обои. Красивенькие декорации. Ей, наверное, не по карману держать его картины дома, страховка обойдется слишком дорого. Она говорила о нем?

— Очень мало. Только когда мы наседали на нее. Рассказала, как она с ним познакомилась, что он всегда поддерживал ее в работе и всякое такое. Видно было, что она всё это рассказывала миллион раз. Я чувствовала себя такой прохиндейкой, она ведь считала, что я тоже искусствовед. Но я рада, что пошла к ней.

— Перескажи слово в слово, что она говорила про него.

— Да ты все это знаешь. Как она пошла познакомиться с ним, потому что они вместе участвовали в какой-то выставке, она увидела его имя в программке, но кто он такой, не знала, как ее потрясли его картины. Эту историю ты мне сам рассказывал.

— Ты видела его мастерскую?

— Да.

— Везет же некоторым. Чтобы туда попасть, всё отдать — мало.

— Теперь там ее мастерская.

— Не понимаю, как она может там работать. Кто был на вернисаже? Куча всяких шишек?

— Наверное. Я же не знаю их в лицо.

— А потом вы все отправились в шикарный ресторан?

— Нет. Она чуть не потеряла сознание на вернисаже. Она, сам знаешь, старая, и у нее временами кружится голова. Так что ужин отменили. И на обратном пути мы зашли в «Макдоналдс». — Ждет, что он скажет: «Когда увидимся?» или «Что делаешь сегодня?», но молчание тянется.

— Работал сегодня? — в конце концов спрашивает она.

— Конечно, работал. Изменял лачный слой на красной картине. Теперь от нее глаз не оторвать. Но этого никто не оценит.

— Оценят. — Она не допускает сомнений. — Кто понимает, тот оценит.

Такую она взяла на себя роль: вестник надежды, главный поставщик целительного бальзама. И во все, что говорит, верит, она прочла газетные статьи о нем от первого до последнего слова; выданные ими посулы ее убедили. Однажды день переоценки настанет.

За несколько месяцев до того, как они познакомились, у него в последний раз была выставка, и три художника из тех, что населяют Сохо [6] Сохо — район Манхэттена, в начале 80-х (время действия) еще вполне захолустный. В то время в Сохо было множество мелких фабрик и в нем из-за дешевизны селились неимущие художники. Позже Сохо был перестроен и сейчас это район художественных галерей и дорогих магазинов. , прислали ему восторженные письма, писали, как много значат для них его работы, а владелец престижной галереи целых полчаса простоял перед одной его картиной, а потом сказал своему дилеру: «Над этой картиной проливали не пот, а кровь». И критик из влиятельного журнала написал, что «работы Пола Догерти, пожалуй, из наиболее убедительных в этом году… — он один из самых умных у нас абстракционистов, один из немногих современных художников, способных облечь наваждения в полную смысла геометрическую форму». И «Арт ин Америка» [7] «Арт ин Америка» — влиятельный американский журнал, посвященный искусству. Издается с десятых годов XX века. вознес его до небес.

Однако «Нью-Йорк таймс» промолчал, да и купили всего две маленькие картины. Лиззи (а он ей всё рассказал сразу же после их первой ночи) это и сейчас огорчает, хотя она верит, что перемены грядут — дай только срок. Пока же мир искусства отказывается воздать ему должное, и только это, считает она, мешает их счастью.

Ей уже пришлось столкнуться с несправедливостью, вопиющей, непостижимой несправедливостью, и ничего изменить она не могла. Ей шел пятнадцатый год, когда ее мать — она шла в мастерскую, где склеивали старинный фарфор, в Стэмфорде — сбил на переходе лихач, скрывшийся с места преступления. Треснутое споудовское [8] Марка тонкого фарфора. Названа по имени основателя фирмы Джозайи Споуда (1754–1827). блюдо, которое мать несла, разлетелось вдребезги, и она неделю была в коме. После чего ее два года то и дело клали в больницу с приступами и припадками непонятного происхождения, пока один из них ее не убил. Тем не менее Лиззи не сомневается — и это ее символ веры, — что терять надежду нельзя ни при каких обстоятельствах.