Дженни Колган - Шоколадная лавка в Париже [litres]

– Приветствую!

Вся квартира устлана тканями, а Сами носится туда-сюда с диким блеском в глазах и полным ртом булавок. Посреди гостиной стоит невысокий хмурый молодой человек с толстым животом, обтянутым широким камербандом.

– Сейчас все будет!

Молодой человек с недовольным видом покосился на часы:

– До генеральной репетиции осталось пять часов.

– Вот черт! – выругался Сами. – Дорогая, у тебя случайно декседрина не найдется?

– А как же! – фыркнула я. – Из дома без него не выхожу.

Сами так закрутился, что мой сарказм уловил только через пару секунд. А потом вспомнил и про хорошие манеры и извинился перед Клэр.

– Простите, у нас сегодня аврал. Генеральная репетиция. Но мы со всем справимся…

– Ой! – вскрикнул певец: Сами уколол его булавкой.

– Приходите и вы.

– Ну, не знаю, – протянула я.

– Да что тут знать? Приходите, и все! На оперу!

– Не уверена, что…

– Она еще и не уверена! – возмутился Сами. – Билеты за несколько месяцев раскупили! Премьеру посетит президент, князь Монако и вообще все в Париже, кто хоть что-то собой представляет! А у тебя есть шанс увидеть оперу бесплатно, да еще и раньше всех!

– А что за опера? – в разговор вмешалась Клэр.

– «Богема», – ответил молодой певец. – Я пою партию Марселя. Мне бы сейчас голос разогревать, а не здесь торчать.

– Обожаю эту оперу! – Оживившаяся Клэр повернулась ко мне.

Я ни разу не бывала в опере. Да что там – ни одной арии целиком не слышала. Вдруг молодой человек – тот самый, с непримечательной внешностью – открыл рот. Тут даже Сами застыл как вкопанный. Звук, который мы услышали, оказался таким же густым и насыщенным, как шоколад Тьерри. Голос певца обволакивал и погружал в мир грез. Он спел всего лишь небольшой отрывок. Я даже слов не понимала, но его могучий голос заполнил все окружающее пространство. На лице Клэр появилось выражение удивительного спокойствия.

– Хорошо, придем, – выпалила я.

Потом обратилась к Клэр:

– Если вы, конечно, в состоянии.

– Сначала отвези меня обратно в отель, – распорядилась та. – Сейчас я больше всего на свете хочу прилечь и вздремнуть.

С Тьерри и Лораном мы встретились в лобби. Оба надели смокинги и галстуки-бабочки. На Тьерри костюм болтается, как на вешалке, а Лоран с таким же успехом мог написать на своем: «Взято напрокат» – и все же выглядит он потрясающе.

– Это всего лишь репетиция, – сказала я и все равно порадовалась такому основательному подходу.

Клэр выбрала простое и элегантное серое платье с запáхом, призванное хоть отчасти скрыть болезненную худобу. А на мне подарок от Клэр. Откровенно говоря, не ожидала. Когда Клэр отдавала его мне в номере отеля, она явно немножко нервничала, но сказала, что теперь оно должно быть мне впору. Неужели я до такой степени похудела? Платье старое, но вполне сойдет за винтаж, а если оно мне не нравится – ничего страшного: Клэр в нынешней моде ничего не смыслит.

Но я влюбилась в платье с первого взгляда: восхитительно мягкая зеленая ткань, полевые цветы на подоле. Для меня, конечно, слишком девичье – мне ведь давно не семнадцать, – зато фасон и крой такие изысканные, что платье сидит идеально и вдобавок подчеркивает мой легкий летний загар. В первый раз надела такое красивое платье – и, судя по лицу Клэр, она тоже считает, что оно мне идет.

Клэр сама не понимала, зачем в последний момент положила платье в чемодан и привезла в Париж. Но стоило ей увидеть блестящие глаза и разрумянившиеся щеки счастливой, влюбленной Анны, и все сразу встало на свои места. Будь Клэр самодовольной особой, она очень гордилась бы своей идеей отправить Анну в Париж.

Отдых помог, но не сильно. Принимать пищу Клэр была не в состоянии: пришлось притворяться, что съела поданное на обед, пока Анны не было в номере. А еще Клэр за весь день ни разу не понадобилось в туалет. «Очень плохой знак, – предупреждал врач. – Сразу в больницу. Немедленно и без разговоров». – «Хорошо, доктор», – соглашалась Клэр.

Она понимала: ее тело держится из последних сил. Странно: оно выходит из строя постепенно, как старый бойлер или машина.

Клэр посмотрела на Анну. Платье ей очень идет, но с таким сияющим лицом, озаренным счастьем и радостным оживлением, Анна выглядела бы красавицей даже в мешковине. Да что там – она и есть красавица.

Я сделала Клэр макияж. Нанесла тушь на две тоненькие реснички, которые у нее недавно отросли, накрасила губы бледно-розовой помадой. Мы посмотрели друг на друга в зеркало, и Клэр сказала: