Колин Гувер - Сожалею о тебе

Я подношу руку к лицу и утираю слезы, которые до этого даже не замечала. Потом выдыхаю и смотрю на Клару.

– Прости меня за сегодняшнюю ссору. Я не должна была рассказывать тебе про Дженни. – Дочка просто кивает в ответ. Не уверена, приняла ли она извинения или просто соглашается с моими словами. – Ты сегодня встречалась с Миллером?

– Да. – Я лишь вздыхаю. По крайней мере, она не врет. – Он совсем неплохой парень, мам. Клянусь. Просто нужно узнать его получше.

Дочь защищает мальчишку, но я не удивлена. Когда тебе шестнадцать, то предпочитаешь не замечать тревожных сигналов. Я вздыхаю, пытаясь сдержать неодобрительный тон.

– Просто будь осторожней, Клара. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки.

– Я – не ты, мам. – Она поднимается на ноги и отряхивает джинсы. – А Миллер – не папа. И еще я бы попросила перестать называть меня ошибкой.

– Ты же понимаешь, что я не это имела в виду.

Не знаю, услышала ли Клара меня, так как она уже заходит в дом. И с грохотом захлопывает дверь.

Я чувствую себя слишком обессиленной, чтобы последовать за ней. Поэтому просто ложусь на траву и всматриваюсь в звезды над головой. В те немногие, что видны, по крайней мере.

Интересно, Крис и Дженни сейчас там? Наблюдают ли они за мной? Раскаиваются ли, глядя на то, во что превратили мою жизнь?

– Ты – урод, – шепчу я Крису. – Надеюсь, ты это слышишь, потому что ты разрушил множество жизней, ты, чертов придурок.

Я улавливаю звук приглушенных травой шагов и немедленно сажусь прямо, испугавшись. Увидев в нескольких футах миссис Неттл, я с облегчением прикладываю ладонь к горлу и выдыхаю.

– Думала, ты померла, – скрипуче брюзжит она. – Но тут услышала, как называешь господа нашего придурком. – Несносная соседка разворачивается и ковыляет в сторону своего дома. Однако уже с порога добавляет, потрясая клюкой: – Это богохульство! Тебе нужно немедленно покаяться в церкви.

Когда старуха скрывается из виду, я не могу сдержать истерический смех. Она так меня ненавидит.

Я с усилием отталкиваюсь от земли и поднимаюсь на ноги. Добравшись до дома, я направляюсь в спальню. Там меня уже поджидают разбросанные на кровати бумаги. Я собираю их трясущимися руками. Всего девять писем и три открытки.

Я хочу знать, о чем они, но не могу заставить себя прочитать. Уверена, что бы там ни было написано, я лишь еще больше расстроюсь, а день и без того выдался нелегким.

Поэтому я прячу стопку в комод, на самое дно ящика, оставляя до тех пор, пока не буду готова.

Если такой день когда-нибудь настанет.

Клара

Какие же долгие выдались выходные! Лекси и Миллер работали допоздна. Если не считать проведенный с Миллером перерыв в субботу и вчерашний двухчасовой разговор по телефону, мы с ним практически не общались. Кстати, мать я тоже почти не видела последние пару дней. После того странного пятничного вечера она засела за компьютер и рассылала резюме. Я же провела большую часть субботы в комнате, занимаясь порядочно запущенными домашними заданиями.

Я вхожу в кабинет Джонаса позднее, чем обычно, перед самым звонком. Я последней сажусь за парту и с удивлением замечаю склонившегося ко мне учителя. Он крайне редко уделяет мне особое внимание перед всем классом.

– Как себя чувствует твоя мама?

– Нормально, как мне кажется, – пожимаю я плечами. – А что?

– Она не отвечает на сообщения. Просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.

Я придвигаюсь ближе, не желая, чтобы мои слова услышал кто-то еще.

– Когда я приехала домой в пятницу, она сидела на газоне перед домом вся в слезах. Это было очень странно. Мне кажется, что она на грани нервного срыва.

– Она не сказала, почему плакала? – с озабоченным лицом уточняет мистер Салливан.

– Я не спрашивала, – отвечаю я, предварительно оглядевшись, чтобы убедиться: все заняты собственными разговорами и не обращают на нас никакого внимания. – Она вообще теперь постоянно рыдает, поэтому я уже перестала интересоваться.

Раздается звонок, и Джонас возвращается на свое место. Однако, объясняя тему урока, он кажется задумчивым и уставшим. Словно ему все надоело.

Это слегка расстраивает. Иногда мне кажется, что быть взрослым куда проще, чем подростком, потому что у тебя все разложено по полочкам. Предполагается, что, чем старше становишься, тем лучше справляешься с кризисными ситуациями, и эмоции уже не так захлестывают. Однако, наблюдая за Джонасом, который пытается притворяться, что уделяет внимание материалу, хотя размышляет о чем-то другом, и за мамой, которая старается взять под контроль свою жизнь, хотя сама, видимо, не разбирается даже в собственных желаниях, меня накрывает озарение: взрослые ничуть не умнее нас. Они просто убедительней притворяются уверенными.