Юрий Гаврилов - Записки комбата

Они не довезли Килямутдина до госпиталя: тот умер по дороге. Всхлипнул загнанно, коротко, открыл глаза, обвел ими небо, вздохнул прощально, голова качнулась и свалилась на бок.

Но смерть смертью, а жизнь жизнью, ничего тут не поделаешь.

В последний раз, когда Сергей увидел Наджмсаму — она с афганцами охраняла оборудование для электростанции. Наджмсама протянула ему огнисто-рыжий махровый цветок и, улыбнувшись, произнесла:

— Гульруси.

Отдала цветок Сибирцеву, повернулась и ушла. А он остался стоять с цветком в руках.

Сергею нравилось слушать, как говорит Наджмсама — уж очень много в ней было рассудительного.

— Расскажи что-нибудь об Афганистане, — просил он ее. И она рассказывала. О том, как был создан царандой — афганская милиция, и о том, что значит черная чалма, намотанная на голову, и чалма белая, кто такие сунниты и кто такие ишиты, откуда взялись кабульские хазарейцы — самые бедные люди и почему килограмм дров в Кабуле зимой стоит дороже, чем килограмм мяса.

Сергей не понимал и одновременно понимал, что с ним происходит. Он полыхал, как красная роза при упоминании имени Наджмсамы. Лицо обдавало крутым жаром, в висках гулко билась кровь, уши закладывало, словно в горах на высоте, и он превращался в самого настоящего глухаря — крупную таежную птицу, который когда токует, глохнет и забывает про все на свете.

Если у Наджмсамы не было дежурства, а у Сергея выпадало свободное время, он обязательно шел к ней — поговорить, а может быть, и помолчать, посмотреть на нее, подсобить, коли понадобится его помощь.

— О чем дума высокая, товарищ старший лейтенант? — к Сергею озабоченно подошел командир взвода.

— Что, лейтенант, стряслось что-нибудь?

В это время близко грохнул выстрел. Били из бура, звук у этой длинноствольной винтовки басовитый. Снова ахнул бур.

Где стреляют, где? Кажется, возле рынка. Около палаток с электростанцией. Там же наши ребята, там же Наджмсама. Значит, все-таки, напали душманы…

— Зверев! Поднимай роту! Идем на помощь!

Помощь понадобилась, хоть и мало было духов, что пришли и навалились на афганских ребят, охранявших электростанцию и наших бойцов, находившихся там, в наряде, — человек тридцать всего, а вооружены они были хорошо — у каждого автомат, пистолет, гранаты.

Стреляли из двух выщербленных дувалов. Их заметили и над головами начали регулярно попискивать пули.

Зверев приподнялся на земле, встретился глазами с Сибирцевым и Сергей без слов понял: надо подстраховать ребят со стороны дувалов. Тут же снова ткнулся лицом в пыль — перед самым его носом прошлась, рыхля землю, строчка пуль.

— Ах ты, падаль! — откликнулся Сибирцев и, почти не целясь, послал ответную очередь в проем дувала. Из-за него послышался крик.

— Один — ноль, — спокойно проговорил Сибирцев, скомандовал: — Зверев, вперед! Я прикрою.

Зверев вскочил, стремительно одолел горловину улочки и круто взял влево. За ним было погналась автоматная строчка, но Сибирцев обрезал ее — всадил очередь из «Калашникова».

— Два — ноль!

Он всегда злился в такие минуты, но это была особая злость, холодная, рассчитанная буквально до мелочей, осознанная, — злость, которую может вызвать только жестокая необходимость.

Все, ребята, передых закончен. — Сибирцев пружинисто взметнулся над землей и, предупредив Зверева криком: — Лейтенант! — чтобы тот прикрыл его огнем, понесся вперед.

Прямо перед ним вдруг всколыхнулась земля, вывернулась наизнанку. Стреляли по нему, Сибирцеву, но стрелявший поспешил — хотел взять офицера влет, как утку, и слишком рано нажал на курок. Протяни он еще чуть, и попал бы. Факт, что дух промазал, принес Сергею облегчение. Не его, выходит, пуля была.

Посмотрел: как там Наджмсама, как там наши ребята?

Наджмсама была молодцом, действовала правильно — скомандовала своим подопечным, чтобы те отползли за дувал.

Сибирцев, не мешкая, несся вперед, увлекая за собой два взвода. Пробежал метров двадцать, упал, перекатился на бок и ударил из автомата по душманскому дувалу — надо было прикрыть ребят, которые сейчас бежали следом за ним. Зверев, со своим взводом в это время обходил духов с другой стороны.

В это время перед Наджмсамой хлопнула пуля, забила ей глаза земляной крошкой. Она вскрикнула что-то неразборчиво, притиснула руку к глазам, и в тот же миг ее ударила вторая пуля. Удар был тяжелым, Наджмсама дернулась, голова ее обессилено запрокинулась назад, тело ее, поймав свинец, согнулось. Наджмсама проволоклась по земле метра три.