Сусана Фортес - В ожидании Роберта Капы [litres]

С дорожной сумкой на плече Капа попрощался со всеми внизу, в вестибюле. Обещал скоро вернуться, жал руки, отпускал свои любимые грубоватые мужские шуточки. Каждый защищается от сильных чувств, как умеет. Но когда дошла очередь до Теда Аллана, Капа по-дружески похлопал его по плечу. Парень всего два дня назад вернулся с фронта, вконец отощал, выглядел робким и замкнутым. К фотографу он подошел своей обычной слегка неуклюжей походкой жеребенка.

– Обещай заботиться о ней как следует, Тедди, – сказал ему Капа. К западу от Мадрида более ста тысяч испанцев готовились убивать друг друга в самом жестоком сражении этой войны.

Она казалась другой, помолодевшей. Лежала в постели на животе в мужской военной рубахе с огромными карманами. Подбородок опирается на одну руку, в другой – книга, пальцы неспешно переворачивают страницы. Есть люди, не способные принимать вещи такими, какие они есть, подумала Герда, потерянно блуждающие в недостойном их мире, следующие не общепринятым законам морали, а некоему рыцарскому кодексу, люди, бросающие жизни вызов, сражающиеся по-своему, как только умеют, с голодом, страхом или войной.

Опасность никогда не останавливала Джона Рида, наоборот, она была его родной стихией. Работая, он всегда умудрялся оказываться в самых горячих местах. Однажды на фронте под Ригой попал под обстрел немецкой артиллерии. Один снаряд взорвался в нескольких метрах от его позиции, все считали Рида погибшим, но через несколько минут увидели, как тот бредет в столбе дыма и пыли, почти оглохший, засунув руки в карманы. Герда заметила, что уже минут пять не читая рассматривает поры на бумаге, гладит кожаную обложку, а сама будто уплыла в далекие моря. Именно тогда, перевернув страницу, она наткнулась на фотографию, которую Капа оставил вместо закладки на странице 57. Взяла ее в руки и поднесла к свету керосиновой лампы, чтобы лучше рассмотреть.

Крепкий голый младенец, лежащий на диване. Хорошо очерченные черные брови, смуглая кожа, большие, черные как уголь глаза, а волосы густые-прегустые – с такой шевелюрой уже впору быть старшеклассником. Красавец, так бы и съела его. Бывают фотографии, с которых на тебя смотрит будущее, как будто жизнь не имеет другого смысла, кроме как ярче выявить эти едва наметившиеся черты: цыганскую улыбку, скептически наморщенный лоб, шесть пальцев на счастье. На обороте – дата: 22 октября 1913 года. Герда улыбнулась про себя. Вот и еще один не согласный с имеющимся положением вещей. И он туда же.

Ночь Герда проспала тревожно. Снилось, что они вдвоем рано утром идут по парижскому рынку под тем самым прозрачным светом, как когда они только познакомились, а война еще не началась, и она мечтает стать Гретой Гарбо, а он несет на плече Капитана Флинта… Она спала так, будто от этого сна зависела вся ее жизнь или будто пыталась эту жизнь изменить, вырваться из ее тесных рамок. Все вертелась и вертелась в кровати, переносясь из города в город, проживая одну за другой безутешные осени, плакала, не открывая глаз, вытянувшись в постели по диагонали, поджав под себя левую ногу, – и наконец проснулась с первыми косыми лучами солнца, упавшими на подушку и на тумбочку, на которой часы отсчитывали время.

Неумолимые часы.

25 июля 1937 года. Воскресенье.

«Когда я думаю о том, сколько замечательных, необыкновенных людей погибло на этой войне, мне как-то даже совестно оставаться живой», – написала она тем утром в своей тетрадке.

Несколько дней назад армия республиканцев под командованием Листера предприняла решительное наступление под Брунете, где сходились два важнейших пути снабжения франкистских войск, расположенных в Каса-де-Кампо и в Университетском городке. Атака застала фашистов врасплох, и ополченцы смогли быстро продвинуться к Кихорне и Вильянуэве-де-ла-Каньяда, но мятежники вскоре получили мощное подкрепление, и на раскаленном плато, где температура в тени достигала 40 градусов, началось сражение.

Никто не знал точно ни какую территорию контролирует, ни кто удерживает сейчас тот или иной поселок или часть поселка. Сражение шло за каждый дом. Неразбериха царила такая, что время от времени каждая из сторон по ошибке обстреливала собственные позиции. Дома, горящие под жгучим солнцем, танки, разворачивающиеся на деревенских улицах, фашистские снайперы в окнах, узкие улочки, перегороженные баррикадами, белые колокольни, бельгийские и французские добровольцы, идущие в наступление по пшеничному полю…