Кирилл Топалов - Не сердись, человечек

— У Матушки на это дело имеется патент, — говорит Ани и улыбается точь-в-точь как доктор Пеева, а меня уже и это бесит, потому что я не выношу, когда ко мне относятся со снисхождением, как к жалкому, несчастному существу или как к малолетке, тем более такие, как эти. — Матушка венчает каждую новенькую, чтобы улучшить ее же настроение.

— Точно, а иначе начнем сигать с третьего этажа вниз головами, — вздыхает Гена, поднимаясь с койки четвертой девицы, которая молчит и только смотрит, как теленок, то на меня, то на своих подружек.

— Давай, моя девочка! — напоминает Матушка уже помягче, но все так же настойчиво: видно, привыкла командовать. — Давай фотографию и приготовься рассказать свою историю. Можешь и приврать малость, здесь никто не говорит правду, важно — уметь соврать красиво. Я слышала уже историй двести, и все они похожи друг на друга как две капли воды. Я собираюсь даже написать на эту тему научный труд «Все женщины — курицы» и стану доцентом наук.

— Кандидатом наук, — поправляет Ани.

— Именно, — соглашается Матушка и снова обращается ко мне: — Ну давай фотографию.

— Сказала, нет! — отрубаю я.

Но она не обращает на это никакого внимания и тянется к моей сумке, а открыв ее, естественно, сразу же натыкается на Жорину фотографию. От возмущения я теряю дар речи.

— Нет слов — слезы душат! — восклицает Матушка, едва взглянув на фотографию. Остальные тоже суют свои носы, даже лежачая поднимается. — Ничего не скажешь, — продолжает толстая, — малышка с понятием. Да, на таких мы летим, как мухи на мед, хотя и знаем, что они бабники и что не ты первая и не ты последняя. А почему? А потому что считаем, что мы — самые неотразимые. Потому что — курицы безмозглые! От амбиций. Вот и портим их. А им что — безответственный народ.

Толстая вскакивает с кровати, направляется к своей тумбочке, открывает ящик и кладет туда Жорину фотографию.

— Понадобится, — заверяет она.

Это уж слишком.

— Отдай фотографию! — вскакиваю я и чуть ли не с кулаками бросаюсь на нее.

— Ну-ка потише, потише! — отвечает спокойно толстая, отталкивая меня от себя как пушинку. И добавляет уже мягче: — Сходи-ка к сестре, возьми свои тряпочки и приходи, расскажешь свою историю, а то дело уже к ужину подвигается.

Да, похоже, нам не ужиться с этой дамой. Ох и ошибается же она, если думает, что я буду плясать под ее дудку! В принципе мне нравятся мужланки, но командовать мной — извините. Я ни отцу, ни Жоре никогда не позволяла такого, а какой-то бабе, можно подумать, позволю.

Пожалуй, схожу за «тряпочками», как выразилась толстуха.

Выхожу из палаты и с треском захлопываю дверь — пусть знают наших… Сестра выдает мне халат, ночнушку, полотенце, о чем-то спрашивает, но что именно говорит — я не слышу, точнее, не слушаю. Возвращаюсь обратно и замечаю, что в коридоре стало оживленнее. Мои соквартирантки тоже стоят у палаты — похоже, ожидают меня, чтобы идти вместе ужинать.

— Леночка, переодевайся быстренько в больничную робу и пошли ужинать, — говорит Гена.

— Не хочу.

— Смотри, потом пожалеешь, — замечает Ани. — На десерт сегодня отличное реване [2] Реване — вид пирожного. В данном контексте — игра слов. — ревунчики!

Молчу, ведь теперь очередь толстухи выдать очередные перлы. Но на этот раз она почему-то предпочитает отмолчаться. Все трое уходят, а я начинаю раскладывать свои пожитки. Милка лежит и помалкивает. Вообще-то она производит впечатление особы несколько туповатой, но, слава богу, хоть молчит.

Разобрать вещи не представляет особого труда, поскольку их совсем немного. Надеваю ночнушку, ложусь. Жаль, вся моя косметика осталась у Жоры — я в последнее время совсем перебралась к нему. Надо было забрать, сейчас пригодилась бы. Да, мне действительно надо было зайти к нему за своими вещами, заодно и поговорили бы. И может, не валялась бы сейчас здесь. Хотя вряд ли. Жора никогда даже не заикался о женитьбе. Да и я старалась не говорить с ним на эту тему, потому что он считает, каждая женщина, с которой он встречался и встречается, только и мечтает захомутать его. А что касается меня, я просто не представляла себя без него. И однажды даже сказала ему, что, если он бросит меня, заманю его в свой пикап и рвану вместе с ним прямо в рудник. Но о замужестве никогда слова не проронила… Вообще-то это даже лучше, что я к нему не пошла. Зачем? О чем говорить после того, как он уже сказал мне, что найдет врача? Унижаться? Ну нет… И все же… Жора не такой уж и плохой. Я ведь тоже не сахар. С этим своим гонором… Пожалуй, надо написать письмо Кине, сообщить, где я, и если он человек — приедет ко мне, а если нет…