Александр Карнишин - На самом деле

Евгений Васильевич даже не оглянулся. Он слушал знакомый шум машин. Вдыхал знакомый воздух. Смотрел вокруг удивленно.

Это как же — телепорт какой-то, что ли? Фантастика в действии?

— Никакой фантастики, гражданин.

Опять он вслух говорил? Вот же — как приезжий какой-то, действительно. Просто обалдел от всего увиденного.

— Но как же это? — обернулся он, одновременно обводя все рукой.

— А так. Это вот Москва. Это река. Это Парк Горького. Какие еще у вас вопросы?

— А моя командировка? Восемь часов в самолете? Провинциальный город на краю страны?

И тут он сам все понял. Щелкнуло как будто. Встали шестеренки в нужное положение. Вот оно, в чем дело…

Нет никаких провинциальных городов. Давно уже нет. И страны этой нет, что за восемь часов не пролететь из центра к окраине. Есть только Москва. А чтобы народ не волновался, ему в этой Москве устроены разные парки и аттракционы. И работа его, никому не нужная в самом деле — это аттракцион, и командировка эта дурацкая — тоже аттракцион. И самолет — аттракцион. Могли и сутки внутри держать, показывая кино. И тот город странный — он тоже всего лишь аттракцион. Вся жизнь, выходит…

— Ну, вот вы уже все и поняли, правда? — спросил высокий человек в черном костюме, медленно надевая темные очки. — А теперь, пожалуйста, посмотрите сюда.

Сверкнула вспышка.

Очистилась память.

Перезагрузилась система.

Начался новый аттракцион.

Возле огромного глянцевого плаката с яркими тропическими бабочками гуляли девушки в рекламных костюмах. Они тоже были бабочками. За спиной у них трепетали цветные прозрачные крылья, на головах расходились в стороны длинные черные усики.

— Заходите к нам, — приглашали они всех. — Заходите! Вы увидите самую натуральную красоту. Живые бабочки будут садиться на ваши плечи. Вы рассмотрите узор на крыльях, услышите сам их полет… Заходите же! Всего сто рублей!

— И не дорого, — отметил Иван Петрович, проходя мимо.

— И не дорого, и не дорого, совсем не дорого! — подхватили девушки.

Они улыбались. Крылья трепетали. Усики гибко раскачивались. На ярком весеннем солнце это выглядело еще красивее.

Иван Петрович был давно холост, и девочки ему всегда нравились. А вот бабочки — не очень. Он помнил, как покойная жена визжала, если в комнату медленно влетало какое-нибудь гудящее на лету насекомое. А уж когда на нее упала с потолка божья коровка… О! Это было просто как удар по ушам. Ультразвук буквально. Сам-то Иван Петрович к разным летучим и ползучим был равнодушен. Разве что больших пауков побаивался. А муравьи иногда вызывали интерес — за ними наблюдалось, как в детстве.

Чего жена так боялась, она и сама ответить не могла. Причем, что странно, как раз пауки, которых побаивался Иван Петрович, не вызывали у нее никакой отрицательной реакции. А вот все остальные, с шестью лапками, да еще, не дай бог, с крыльями — просто ужас. Чуть не до обмороков.

Эти «бабочкины выставки» в последнее время как-то расплодились, размножились. В отпуске в городе у моря видел их. В командировке в глубокой провинции — тоже видел. Вот, в большом городе, в промышленном — опять эти бабочки. Кому-то нравится, конечно, но все равно иногда становится интересно: на что они все живут? Этим же девочкам надо хоть маленькую зарплату платить. Тому, кто билетики при входе отрывает — тоже. За помещение аренду заплатить, за сами эти билетики, чтобы типография постаралась. А уж бабочки-то, бабочки! Неужели они бесплатны? Потом, обязательно необходим бухгалтер, чтобы все это учитывать. И какое-то руководство для организации и общего координирования.

В общем, подумал Иван Петрович, тут выходит сплошная отмывка чьих-то больших и наверняка незаконно заработанных денег. Тут же — попробуй потом проверь, сколько потрачено на самом деле. Можно списать на тех же бабочек… А они, кстати, сколько в потомстве дают? Ну-ка, ну-ка?

Дома он сразу полез в Интернет и нашел информацию.

«Количество яиц у одной самки в зависимости от вида бабочки варьирует от нескольких десятков до тысячи».

Ну, и как это понимать с арифметической и бухгалтерской точки зрения? В какую сторону округлять? Пусть половина яиц погибнет. Из остальных, значит, вылупятся гусеницы. И начнут жрать зелень. Не бабочки вредны — гусеницы. Вон, капустница беленькая летает себе по огороду, порхает над грядками — ничего страшного от нее не будет. А вот от ее маленьких гусениц — вся капуста, как дробью побитая. Или вот моль домашняя. Что за ней гоняться с криками? Она как раз шерстью и не питается. И кожаные башмаки она не объедает. Это все делают ее детки — гусеницы. Потом, отъевшись, они превращаются в куколок. И из тех куколок уже вылупляются красивые и совершенно безвредные для общества бабочки.