Александр Карнишин: На самом деле

— «Зенит», — прошептала Танька. — У нас такой же был. Где взяли, а?

— Фрики какие-то, что ли… Смотри, смотри, как одеты.

Кроме болоньи и свитера на парне, на девушке привлекали внимание зеленая брезентовая куртка с рядом ярких значков над нагрудным карманом, и юбка из клетчатого тусклого штапеля. И длинные носки. И черные ботинки с тупыми носами. А у парня, наоборот, ботинки были остроносые. Но совсем не такие, как сейчас. Они были коричневые и на толстой черной «микропорке». Вот так это раньше называлось — «микропорка».

— Может, иностранцы какие-то? Стиль, может, такой… «Совьетик», типа?

— А говорят-то по-русски…

Там, в углу, тоже разговаривали. Совсем не громко, но пустой зал доносил каждое слово.

— Смотри, Саш, какие тетки странные. А берет-то какой, берет!

— Иностранки — сразу видно, — солидно отвечал Саша. — Они там у себя с жиру бесятся. А потом все равно к нам едут. Потому что у нас — культура, блин. Сейчас вот, спорим, выйдут на Желябова и пойдут наверняка к Дворцовой. Они всегда туда ходят. Ну, все, что ли? Поели, да?

И они пошли мимо замерших на месте Таньки с Иркой.

И пахло от них совсем не так. И глядели они совсем не так. И за руки…

— Черт! — прошептала Ирка. — Это кто тут у нас в детство свое хотел? Черт-черт-черт. А ну-ка, пошли-ка…

Она схватила подругу за руку и потащила ее за молодыми, выходящими на тихую улицу. Танька все оборачивалась на свою тарелку, но ногами послушно перебирала, и они успели выскочить буквально сразу за парнем с девушкой. Те повернули направо, и пошли куда-то по осенней тихой улице Желябова, пиная на ходу яркие желтые листья и переговариваясь негромко. А Танька вдруг прислонилась к стене и руку правую — на сердце.

— Ой, — только и сказала.

— Ты чо, ты чо, подруга? — забеспокоилась, закудахтала Ирка. — Ты смотри тут у меня! Может, таблеточку, а?

Танька только слабо помахала рукой, мол, и так выкарабкаюсь, а сама все смотрела, смотрела, смотрела… На желтые листья. На тихую улицу Желябова. На недальний Невский с редкими автомобилями…

— Что-то холодно мне стало. Пошли свои пышки доедать…

В зале слева за дверью было столпотворение народа. И очередь. И справа — то же самое. Пожилые и просто очень старые и совершенно седые парочки пили местный странный кофе, мечтательно зажмурившись, хватали серыми бумажками горячие пышки, и шептались восторженно, от чего стоял негромкий гул.

— А, ну-ка, назад, — Ирка руководила Танькой, как опытный дрессировщик. — Спокойно выходим.

На Большой Конюшенной было по-весеннему ярко. Солнце било в глаза, отражаясь от высоких витрин. Народ шел плотно по обеим сторонам улицы. Черные гладкие автомобили загораживали бортами проезжую часть. Вдалеке мигал светофор. Где-то на пределе слышимости играла гитара.

— Знаешь, что, — сказала Танька. — Что-то я уже и не хочу этих пышек. Пойдем, пожалуй, в ресторан. Пойдем, а? Выпьем профилактически. А то как-то знобит меня.

— Ну, так, ветер-то с Финского… Весна, блин, не лето жаркое, — щелкнула зажигалкой, отворачиваясь от вездесущего сквознячка, Ирка.

Они пошли налево.

А ровно через пять шагов обе синхронно оглянулись. Потом посмотрели друг на друга и рассмеялись в голос.

— А все равно никто не поверит, — сказала Танька. — Я и сама себе не верю.

— Ты, главное, одна за пышками сюда не ходи, ладно? — заботливо ответила Ирка. — А то здоровье-то уже не то, чтобы по всяким пышечным рассекать.

И они снова рассмеялись.

И кто бы из прохожих понял — чему смеются две солидные дамы, только что вышедшие из дверей под странной вывеской — «Пышечная»?

— Шеф! Свободен? Дело на миллион рублей!

В приоткрытую дверцу старой «шахи» заглядывал растрепанный и слегка запыхавшийся молодой парень. Хотя, приглядевшись-то, не очень он и молодой. Просто есть такая природа людей, которые в детстве выглядят солидно и немного старше своего возраста, а чем старше становятся, тем моложе выглядит. Как будто настоящий возраст все время где-то около тридцати — тридцати пяти. А этому… Кузьмич оценивающе окинул его взглядом: пожалуй, даже за сорок будет. Не парень давно.

— Ну, садись, раз сразу на миллион…

Кузьмич давно уже вышел на пенсию. У него льготная была — подземный стаж, горячий цех, «севера» всяко. Как только возраст подошел, и стаж совпал — сразу и ушел с работы. Не сильно-то, кстати, уговаривали его остаться.

Бывают такие люди, что вроде работают, работают, тянут свои обязанности, выполняют все чисто и аккуратно, так что не к чему прицепиться, а вот вздумай уйти — с радостью провожают. И не то чтобы склочный какой или там с начальством ругался, или вовсе — пьяница. Просто — не удерживают таких.