Алла Лагутина - Московские джунгли

– Какой кошмар, – выдохнула Алена. – Он сразу тебя запер? В голове не укладывается…

– У меня тоже, представь себе. Я и в подвале ничего не заподозрила. И даже когда он достал веревки – позволила спокойно себя связать. Юра любил такие приемчики – по-настоящему напугать модель, чтобы она выдала искреннюю эмоцию. Он и раньше так поступал. И фотографии всегда получались просто отличными. Особенными, – когда Ульяна это все произносила, взгляд у нее был совершенно стеклянный. Как будто бы она рассказывала о ком-то другом, не о себе.

– И когда ты поняла, что попала? – Алена чувствовала себя неловко.

Разумеется, у нее и аппетит пропал – даром что на тарелке перед нею лежал недоеденный свежайший омар в колыбели из мелко наколотого льда, и праздничное настроение испарилось. Она не понимала, как следует реагировать. Ей никто и никогда не доверял секретов такого уровня.

– В подвале стояла кровать – красивая, с кованой спинкой. Потом Юра рассказал, что сделал ее на заказ. Кованые розы с шипами. Я с тех пор на розы спокойно смотреть не могу. Недавно один тип подарил мне букет роз. А я руку отдернула, как от жабы… Юра привязал меня к кровати и ушел. Я совсем не нервничала. Доверяла ему безгранично. Но прошел один час, потом другой. Третий. Мне хотелось пить. Да в туалет банально хотелось! В подвале было довольно холодно. А я в каких-то лохмотьях. Связал он меня крепко – руки затекли. Сначала было больно, а потом я просто перестала их чувствовать. Я начала его звать. Но никто мне не отвечал. В тот момент я все еще надеялась, что это просто психологический приемчик. Чтобы получить мою искреннюю эмоцию для съемки. Я решила для себя, что больше никогда работать с Юрой не буду. Он хорошо платил. Но это было уже слишком. Я начала плакать. Кричать. На прикроватной тумбочке стоял будильник. Поэтому я точно знаю, сколько времени провела там совсем одна, связанная. Семь часов! Семь! И вот, когда я услышала наконец его шаги… Когда лязгнул засов и Юра как ни в чем не бывало появился… Я была готова его убить. Я кричала, угрожала, рыдала. А он все это фотографировал. На его лице не было ровным счетом никаких эмоций.

А потом он сел на краешек кровати. Погладил меня по голове. И сказал, что ему очень жаль, что так получилось, но больше мне из этого подвала не выйти. Что я привыкну. И единственный шанс не пострадать – это во всем слушаться его.

Я умоляла, предлагала деньги. Клялась, что никому ничего не расскажу. Но Юра сказал, что деньги его не интересуют. Он давно мечтал, чтобы у него в подвале жила девушка. У него была эта фантазия чуть ли не с самого детства. Девушка должна была быть высокой и худенькой, с точеным лицом. И Юра всю свою жизнь подчинил этому плану. Стал фотографом. За несколько лет втерся в доверие к десяткам моделей. Неспешно присматривал жертву. И наконец встретил меня. Красивую, юную и совершенно беззащитную. Юра хорошо знал, что некому за меня заступиться. Я сама же и рассказала ему о проблемах в семье.

Спустя два дня он заставил меня позвонить в агентство и наврать про предстоящее замужество и Тюмень. Он угрожал мне ножом. Сказал, что у него есть хирургические навыки и он сможет оставить на моем лице шрам – так, чтобы мое здоровье не пострадало, но красота была потеряна навсегда. У него были такие страшные глаза, что я ему поверила.

– У меня правда в голове не укладывается… И ты ни разу не попыталась сбежать?

– Пыталась, конечно. В самом начале, в первый год. Вспоминала все, что я знала о маньяках. От каких-то газетных статей и психологических книг до романа Фаулза «Коллекционер». Пыталась упаковывать записки в прозрачный полиэтилен и спускать в канализацию. Делала вид, что мне плохо, в надежде, что он вызовет врача. Просилась на свежий воздух. Несколько раз он меня выпускал. Правда, рот при этом скотчем заклеивал. Только вот толку не было. Зимой мы выходили, посреди ночи. В такой час в дачном товариществе нет никого. Домики-то вокруг – летние. Круглый год там почти никто не жил. Да и выводили меня всего на пятнадцать минут. Гад нарочно все так устроил – одежду теплую мне не давал. Было почти минус двадцать – я сама просилась обратно.

– А он тебя…

– Да, насиловал, – спокойно ответила Ульяна. – Не сразу начал. Наверное, поначалу он сам боялся. И не верил, что все у него гладко прошло. Но спустя где-то полгода он впервые велел мне раздеться. Сделал несколько откровенных фото. А потом… Он давно в тюрьме, и надолго. Но я до сих пор боюсь, что фото где-нибудь всплывут.