Алла Лагутина - Московские джунгли

…Сколько времени Алена провела так, на бетонном полу, в полузабытьи от страха?

Она потеряла счет.

Она вдруг поняла, что такое относительность времени.

Совсем недкак навно говорила об этом с Павлом Сергеевичем.

Вернее, он говорил, а она только посмеивалась, считая, что он впал в трогательное состояние пафосной меланхолии.

– Если я когда-то и мечтал возвратиться в прошлое, то вовсе не затем, чтобы заново пережить какие-то события, – говорил он, задумчиво потягивая херес. – В моей жизни событий хватает. Сейчас она объективно интереснее и полнее. Но мне бы хотелось снова вкусить то волшебное состояние бесконечности. В детстве время было бесконечным. Это банально. Все это знают. Нет ничего более банального и ничего более страшного, чем прописные истины.

– Ты просто боишься постареть, – Алена взъерошила его седеющие волосы. – И зря. Ты еще ого-го! И много лет таким останешься.

– Ничего-то ты не понимаешь. Ты еще не в том возрасте, чтобы понять. Мне вот кажется, что буквально позавчера я встречал Новый год в Париже. Я даже запахи помню! А это было семь лет назад! Семь лет пролетели. Как будто бы и не бывало. Как будто бы я подписал договор с эльфами, которые крадут время.

– Говорят, медитация помогает. Моя подруга одна на какие-то ретриты в Непал все время сваливает. Говорит, это билет в вечность.

– Иллюзия, – поморщился Павел Сергеевич, допивая херес. – Неплохая. Но и ничем не лучше всех остальных иллюзий.

И вот теперь Алена вспомнила этот диалог, который произошел в какой-то другой, беззаботной и легкомысленной, жизни. И подумала о том, что вот она – вечность. Добро пожаловать! Никакой машины времени, возвращающей в детство, не надо. И никаких непальских учителей медитации. Все дешево и сердито. И по-настоящему.

Они вернулись в Москву втроем: Лиля, ее отец и ее зверь.

Потом отец улетел к своим людям… А Лиля осталась со зверем. Она вернулась к работе, и все отметили, как она похудела и вместе с тем похорошела, просто светится изнутри!

– Ты влюбилась, что ли? – спросил ее младший режиссер.

Она загадочно улыбнулась. Не хотелось осквернять рот ложью. Но не могла же она сказать, что научилась камлать. Что освободила от мебели бывшую свою комнату, и теперь там на полу лежит шкура оленя, на стене висит бубен, меховой шаманский плащ и маска, оставленные ей отцом, и окно в этой комнате всегда плотно занавешено. Что она купила большую каменную чашу, в которой разжигает огонь, и пусть маленький, но живой огонь. Что она тихо, кончиками пальцев, бьет в бубен и кружится, кружится, и этого ей хватает, чтобы уйти из этого мира… Вместе со своим зверем, который отныне следовал за ней всюду. Будто и правда она была капканом, в который попал злой дух.

Теперь у нее на все хватало сил. Она спала четыре часа в сутки, но это был утоляющий и освежающий сон. Иногда ей казалось, что с ее пальцев вот-вот потечет, как кипящее молоко, переполняющая ее энергия. В этом мире она пока не знала, как заявить о себе, поэтому уходила в другие миры – и отдавала энергию там.

Лиля настолько была погружена в свою новую жизнь, в свои новые ощущения, что совершенно перестала общаться с кем бы то ни было. Приходила, переодевалась, подставляла лицо гримеру, работала на площадке, но поболтать в перерывах не тянуло, и странно – никто не пытался поболтать с ней, словно она была отгорожена от других людей непроницаемой завесой.

И с Аленой она тоже не общалась. Совсем забыла о ее беде. О том человеке, который преследовал Алену и не давал ей жить спокойно и счастливо сейчас, когда у Алены было все – возлюбленный, новая квартира, новая роль и такие шикарные планы на жизнь, уже не мечты, а планы! Лиля даже о тете Оксане вспоминала редко и без прежней боли. А Алену просто забыла.

Вспомнила, когда узнала, что Алена пропала.

Вспомнила – и совесть больно вгрызлась в нутро.

Ведь она же могла бы во время камлания не уходить за грань мира, а проследить, кто преследует Алену, припугнуть его, а то и наказать могла!

А теперь – Алену похитили. Прямо возле дома. От машины. Вечером. Машина осталась стоять незапертой. А на снегу осталась кровь. Не очень много, но достаточно, чтобы определить: кого-то здесь ранили. В лаборатории установили, что кровь человеческая, первой группы, резус положительный – как у Алены.

Ее возлюбленного допрашивали в полиции, подозревая его, потому что, как правило, виноват любовник или муж… А у него, как назло, не было алиби, он заснул, дожидаясь Алены, он привык к ее поздним возвращениям.