Михаил Полюга - Альпийский синдром

Однажды я пришел к Гринишину с материалами проверки о недостаче ГСМ в сельхозтехнике. То было время развала и хаоса, когда в мутной воде всплывали и лопались, как мыльные пузыри, всевозможные кооперативы по примеру конторы «Рога и копыта», а новоявленные Бендеры в мановение ока богатели, приворовывая то, что плохо лежало.

– Интересная история получается, – сказал я. – ГСМ поступили в адрес сельхозтехники, но почему-то были оприходованы в некой фирме-присоске «Астрал», откуда чудесным образом испарились. Ущерб внушительный. Но, главное, один из учредителей фирмы – директор сельхозтехники Музычук! Как товарищ Саахов из фильма: спутал свою шерсть с государственной…

– А что за «Астрал»? – навострил уши Петр Васильевич. – Это не тот самый?..

– Именно! Помимо ГСМ приобретает импортную бытовую технику и с выгодой перепродает: телевизоры, холодильники, микроволновки… Кстати, пользует склады сельхозтехники. Как-то все у них там переплелось – личное с общественным… Ну что, возбуждаем дело?

– Дело? Вы вот что, дайте-ка мне материалы, я сам погляжу, что да как.

«Ну-ну! – подумал я, затаив ухмылку. – Что-то у тебя глаза заблестели, как у кота на сливки. Почуял поживу?»

Или это теперь, вспоминая, подумал, а тогда и мысли такой не держал? В те годы все только начиналось: на поживу накинулись самые пронырливые и беспринципные – партийные функционеры и комсомольские вожаки, вслед за ними – комитетчики и милицейские чины, быстро сориентировавшиеся благодаря оперативно-разыскной деятельности, где шальные деньги лежат, и лишь через время подключились судьи и прокуроры. А среди прокурорских первыми на моей памяти были кумовья, Шадрин с Гринишиным.

И двух дней не прошло, как Шадрин прикатил из области, вслед за ним в коридоре прокуратуры промелькнула жутковато-мертвенная, как у филина, физиономия Музычука, – и втроем они заперлись в кабинете Гринишина. А еще через неделю на антресолях у Петра Васильевича я разглядел несколько коробок с видеотехникой.

– Ну что материалы? – поинтересовался я с простодушным видом. – За мной числятся или как?

– Какие материалы? – пробурчал Гринишин, затем проследил за моим взглядом, уставившимся на коробки, и беззастенчиво ухмыльнулся. – Уже не числятся, спите спокойно. Кстати, какой у вас дома телевизор? Черно-белый? Почему не цветной?

– Цветной не потяну: не по карману, – ответил я и не без ехидства добавил, что хорошая импортная техника нынче в дефиците.

– Ну, об этом надо будет подумать, – еще шире, с намеком улыбнулся Гринишин.

И хотя цветной телевизор я так и не увидел, доверие ко мне кумовьев возросло: уже по мелочам они не крылись, но и в компаньоны не звали, – и на том спасибо, потому как в вопросах скользких и не совсем честных я был человеком непрактичным и весьма осторожным. Однажды за выпивкой один комитетчик так и сказал мне: «То, что сойдет с рук другим, тебе не выгорит: посадят». Памятуя это жутковатое пророчество, я старался не впутываться в сомнительные истории, – и, хоть не нажил за годы службы сколько-нибудь приличного капитала, всегда спал спокойно.

– Что? – спросила меня Даша, когда, покачав в руках, я положил трубку на рычаг. – Кто звонил? Что-то открылось?

– Шадрин, – сказал я и, чтобы пригасить всполоханный блеск ее глаз, обнял жену за плечи и поцеловал в лоб. – Какая-то сука написала анонимку. Я догадываюсь какая… Но он заверил, что все обойдется, если за две недели управлюсь с ремонтом.

– Обойдется? – недоверчиво протянула она. – Управишься? Точно? И с чего бы ему быть таким добрым, твоему Шадрину?

– С чего бы? А с того, что здесь не столько благосклонность и доброта, сколько кое-что еще. На нашей «семерке» раньше Шадрина возили. Вот он под Новый год сел за руль и рванул не то в село к теще, не то на охоту. Ну и перевернулся. Историю замяли, а машину мне передали. Может, потому под Сокольцом и кувыркнулись, что уже не машина, а инвалид…

Даша ушла на кухню, загремела кастрюлями и сковородой, – и, судя по этому громыханию, обычно деликатная, не переносившая напрасного шума, она там пребывала в глубокой задумчивости и все валилось из ее рук.

«Ей-то за что? – с внезапным приступом раскаяния подумал я, ложась на диван и осторожно укладывая на животе ноющую руку. – Ладно я, но она-то!.. И прилепится жена к мужу своему, или как там сказано в святом Писании? Ну вот прилепилась – и что в итоге? Муж, опора, законник хренов! Дорвался до какой-никакой должности – и все порушил! А с другой стороны, может, не один я виноват? Может, дело в кувырк-машине, битой-перебитой? Шадрин ее ухайдакал, а мне отвечать?»