Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Теперь предстояло, пожалуй, задуматься о жизни всерьез. Если конкретно, о Марине и Юльке. Третий вопрос касательно Марины, который он до сих пор от себя старательно отгонял, был не так уж и сложен.

Останется ли она с ним, став зрячей?

Сейчас, так уж получилось, они оказались в одной точке пространства-времени – но что будет потом? Пока она слепая, а дальше? Зрячая, она окажется в том, своем, другом мире. Абсурдно представить ее на лавочке в окружении кодлы – и не менее абсурдно представить Митю в ее прежнем кругу, куда она, несомненно, вернется, – учителя, технари, интеллигенты-доценты и прочие, и прочие, с которыми он до того не пересекался никогда. Ну, за исключением Рубенса – но Рубенс и сам в некотором смысле исключение из правил. Он сам повис, вспоминая название знаменитого фантастического романа, миров двух между. У Мити хватало ума, чтобы это понимать – Рубенс творческий человек, но обитает где-то на окраине их творческого мира, полноправным членом в него не вошел…

Постель? А не мало ли? Как будто постель его сближала с Лоркой, Дашей, Зинкой или даже со студенткой педа Светой, которую никак нельзя назвать глупой или примитивной? Ну, предположим, они с Мариной читали одни и те же книги (не все), слушали одни и те же песни (не все) – но и этого мало…

Он перегнулся с дивана, налил стакан до краев и осушил весь. Как ни хитри перед самим собой, вопрос встает ближе и ближе: Марина, став зрячей, может очень быстро с ним расстаться. Он сто раз слышал это в кино: «Милый, мы чересчур разные люди». А кино порой ведь тоже основано на жизни…

Предложить ей выйти за него замуж? А продержится ли долго этакая пара? Разница в возрасте тут ни при чем. Он может просто-напросто не прижиться в ее компании, которая у Марины, конечно же, скоро появится, а в его компанию она и не пойдет. Да и не представлял он себя как-то законным мужем – слишком многое пришлось бы в себе изменить в одночасье, и неизвестно, окажется ли он еще на это способен. Тоска, тоска… Но это и есть та самая настоящая взрослая жизнь, с которой он, будем откровенны, почти что и не сталкивался. И слишком легко наломать дров…

Теперь – Юлька. Умная, добрая, не влюбленная в него, но в каком-то смысле не способная без него жить. Конечно, и она может влюбиться по уши в кого-то другого – в ее возрасте это несложно – и дать ему отставку по всем правилам. Но она еще и девочка с характером, если согласилась на такие вот отношения. Готова ждать. И он готов ждать. В некотором смысле Юлька – чистая доска, на которой можно рисовать что угодно. Вот и вылепить из нее девочку под себя – в хорошем смысле, не в пошлом. Уж с ней-то не может быть никаких сложностей, никак нельзя сказать, что она в другом мире, она ни в какой еще мир не вошла, а тот, в котором сейчас существует, через два неполных года навсегда сбросит с себя, как бабочка куколку…

Как же быть и что делать? Посоветоваться с Рубенсом? А сможет ли он дать совет, и захочет ли дать совет, и поможет ли Мите его совет? Марина… Юлька… Голова раскалывалась от непривычно взрослых мыслей.

И он, решив, что утро вечера мудренее, поступил, как привык решать прежние жизненные вопросы. Достал из шкафа припасенную для визита к Рубенсу бутылку «Плиски», бросил на диван полотенце, на него положил в несколько раз свернутую газету, на нее – Юлькин пирог, старательно покромсав его ножом. Свернул голову «Плиске», нацедил четверть стакана, осушил одним глотком, чуть закашлявшись. Врубил магнитофон и долго слушал неизвестного барда:

Но ни любимые песни, ни любимый коньяк, которого Митя заглотил уже со стакан, душевного спокойствия не принесли. На душе лежала тяжесть, и он не знал, как с ней справиться.

Быть может, он взрослел. Иногда с человеком это происходит очень быстро.

За последние три года Митя накопил изрядный опыт общения со всевозможными вахтерами, вахтершами, разнообразными дежурными, даже стрелками военизированной охраны – и потому наловчился без особого труда проникать через те невидимые барьеры, куда обычным гражданам Страны Советов доступ закрыт. Далеко не через все, конечно, но серое удостоверение с золотым тиснением открывало многие пути. Тем обиднее было сейчас наткнуться на непреодолимою преграду не где-нибудь в военном городке или на серьезном заводе – в самой обыкновенной больнице. Правда, прежде у него не случалось таких вот казусов – потому что и ситуаций таких, как эта, насквозь им выдуманных из головы, не бывало…