Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Сколько это продолжалось, он не знал – но определенно долго. Услышав легонький Юлькин стон, почувствовав, как ее ладошки вновь уперлись ему в грудь, он с превеликим трудом убрал руки. Не открывая глаз, Юлька застегнула блузку и долго лежала рядом с ним, часто дыша, а Митя любовался ее личиком. Юлька прильнула к нему, положила руку на грудь, голову примостила на плече, и они снова лежали так долго.

Наконец она заглянула ему в лицо и тихо, очень серьезно спросила:

– Митя, можешь честно ответить на один вопрос? Честно-честно.

– На любой, – сказал он чуть срывающимся голосом.

– Ты собираешься меня совращать?

– В смысле?

– В смысле секса. Мне очень нравится все, что ты делаешь… но на секс я не готова. И не знаю, когда буду готова. Еще долго, может быть. Я хочу, чтобы ты знал… Чтобы между нами была только правда… Митя, я боюсь, пойми. Девчонки рассказывают разное, одни так, другие этак… а я боюсь. Страшно – и все. Может, очень долго не решусь…

Митя обнял ее покрепче и сказал:

– А что, без секса нельзя? С чего ты взяла? Мне и этого хватает.

– Но ты же меня теперь бросишь?

– С чего бы вдруг?

– Потому что я не решаюсь на секс. Я же понимаю, ты взрослый, тебе нужно. Природа там или что… Ты к этому давно привык, тебе нужно… – Митя почувствовал, как Юлька улыбнулась ему в ухо. – Ты знаешь, отец и мать уже старые, отцу сорок, матери тридцать восемь, а они до сих пор… Как молодые. Пару раз я раньше приходила, чем собиралась, а во времянке дверь была изнутри на крючок закрыта. Ну, и ночью я пару раз поздно засыпала, слышала… Тебе тем более нужно. И вот как все это совместить – со мной ты дружишь без секса, но ведь не обойдешься без секса на стороне долго?

На серьезные вопросы нужно и отвечать серьезно. Так что Митя думал долго и старательно. Потом сказал:

– Юлечка, если честно, я не знаю, как это совместить. Вот хоть лоб себе разбей… Не могу поклясться, что мне однажды на стороне не захочется… И тебя терять не хочется. – Митя повернулся к ней, целовал и шептал на ухо: – Беда вся в том, что ты мне такая и нужна – невинная, нетронутая, чистая… Чистая, хотя многое позволяла. Ничего ведь в этом нет грязного…

Юлька прикорнула под его рукой, разнежилась. Даже залезла ладошкой под его рубашку и гладила по груди – что для нее самой означало крайнюю степень вольности с ее стороны. И наконец шепнула:

– Митя, а знаешь что? Можно попробовать как-то это все устроить. Чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Главное, чтобы я ничего не знала, понимаешь? Хотя это не главное… Чтобы там у тебя не было никаких чувств, совсем никаких. Если так и будет, мне станет спокойно… ну, не совсем, не на сто процентов, но гораздо, гораздо спокойнее. Я буду ждать своего времени… оно ведь когда-нибудь обязательно наступит… Не хочу тебя терять, ты во мне что-то такое разбудил… чистое, не думай.

Вот тут уж нежность перехлестывала за все пределы. Мало кто из девчонок на такое способен – не соглашаться, бояться, но великодушно разрешать забавы на стороне, раз уж сама не согласна…

– Юлька, ты чудо, – сказал Митя. – Ты просто чудо. – И, не зная, как бы приласкать сильнее, спросил: – Как, по-твоему, когда девушке лезут под юбку и когда ей гладят коленки, это разные вещи?

– Совершенно, – не открывая глаз, сказала Юлька. – Первое – это не просто пошлость, а похабщина, а второе… – она замолчала и закрыла глаза.

Чуть позже она узнала, что девушкам коленки не только гладят, но и целуют, но и против этого не протестовала. «Разбудил»… Женщина в ней просыпалась, вот что. Пусть до окончательного пробуждения оставалось еще долго, но и без него Митя мог обойтись… Где бы взять машину времени, чтобы подтянуть ее до своего возраста? Но ведь нет такой машины и не предвидится…

Прощальный поцелуй в прихожей был недолгим – Митя, случайно задев бедром о стену, весь покривился от боли, и Юлька тут же заботливо сказала:

– Митя, ты ложись, тебе полежать нужно. А я тебя растревожила, поросюшка такая… Я еще приду. Послезавтра. Обязательно… – И, когда дверь уже открылась, шепнула на ухо: – Может, я и испорченная, но мне понравилось, когда целуют коленки…

Оставшись в одиночестве, Митя наконец-то откупорил нетронутое «Шипучее», налил себе стакан, но отпил немного. Осторожно улегся на диван, чтобы не потревожить ногу, и, пуская дым в потолок, решил, что пришла пора подумать о серьезных вещах, касавшихся исключительно его самого.

До этого он как-то жил, не заглядывая вперед, и над особенно серьезными вещами как-то не задумывался. Самые серьезные вещи были: покупать «М-106» или «Планету-трешку», бросить ли Галочку или еще подержать возле себя с месяц, удастся ли Батуалиной матери отмазать его от военкомата? И тому подобная мелочь.