Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

— Человек берет на себя слишком много: не всякую стихию природы и даже открытые ее силы он способен подчинить своей воле.

Слушая доктора, Петраков после беседы с Комельковым с горечью вспоминал рассказы Евгении о счастливом детстве, о незабываемых сезонах в пионерском лагере «Таежный»; о любви своих родителей, особенно отца. Ее отец Константин Васильевич (вот где зарыта собака!) почти каждое лето после переезда семьи в Красноярск ездил отдыхать к своему брату в деревню Большой Балчуг и брал с собой дочь. Деревенька раскинулась на правобережье Енисея, выше которого разместился монстр, о котором Борис навел всевозможные справки — секретный горнохимический комбинат, перерабатывающий радиоактивное сырье, первая в стране атомная электростанция, но действующая до сих пор, реакторы которой долгое время охлаждались самотечными водами реки. Случались выбросы комбината, загрязненные радионуклидами, прямо в русло. Самый кровавый головорез выглядит со своим лиходейством ангелочком против уже содеянного зла ядерным монстром и коллективом его обслуживающим. Советское правительство, скрывая истинное положение вещей в интересах государства, а значит и само государство, тем самым обрекало своих граждан на медленную деградацию и вымирание. Он, Борис Петраков, свидетель, а теперь пострадавший от этого преступления: еще девушкой Евгения Рябуша оказалась пораженная радионуклидами, сейчас его жена. Из разряда наблюдателей, он попал в колонну пострадавших, которая растянулась по всей гигантской стране, следя инфарктами, злокачественными опухолями, рождением желтых детей и мутантов с множеством пороков и отклонений от нормы, просто уродами.

— Вы ранее наблюдали подобное? — прервал вопросом свою затянувшуюся паузу Борис.

— Пожалуй, только в случае с Виктором Илюшиным, который, к сожалению, скончался. Смерть дала возможность визуально посмотреть на его сердце. Я склонен утверждать это же самое и в отношении банкира, только с той разницей, что сердце Илюшина молодое. Ему работать да работать, не получи оно смертельную дозу цезия.

Звонок помощника Климова и приглашение на встречу назавтра насторожил Бориса. Он еще не читал акт экспертов проведенного эксперимента, у Бориса не готовы окончательные выводы, а Сергей Петрович приглашает, торопится. За оставшиеся сутки надо форсировать дела. Последние дни прошли в лихорадочной беготне, хлопотах, и он мало видел Евгению. В какие-то мгновения, когда он общался с нею в офисе или поздним вечером на квартире, ему казалось, что жена изменяется. Может быть, это беспочвенные подозрения, навеянные последствиями бесед с Комельковым и Сандановичем, выводами экспертной комиссии по делу Кошелькова? Но в голосе у Жени слышны грубоватые нотки, а она уж не млеет по-прежнему в его объятьях. Но когда в постели Женя клала голову ему на грудь, обхватывала его правой рукой, неприятные подозрения улетучивались. Он ощущал ее все такой же: нежной и ласковой, любящей, стремящейся доставить ему кучу удовольствий, выполнить все его желания, готовой на самопожертвование. С каждым днем с усилием продираясь сквозь тернии, которые всюду развесила современная шальная жизнь, Евгения становилась ему дороже и дороже. Ее недомогание, боль, неудовлетворенность воспринимал как свои, моля Бога оставить ее тело и душу в покое и переложить всю тяжесть неурядиц, страхов на его плечи, на его душу. Он вынесет все за двоих. Она же, он видел, тоже стремилась защитить его от тяжестей жизни и работы, твердя ему, что все должно быть на двоих: и радость, и горе и совсем будет несправедливым, если все достанется одному. Вдвоем всегда все легче переносить, потому и существует дружба, брак, семья. Он соглашался, целовал ее и говорил, что счастлив с нею и благодарит Бога, за то, что Он дал ему в жены такого замечательного и чуткого человека. Всю ночь Борис пробыл в лаборатории экспертов, готовя результаты эксперимента, несколько раз звонил Жени, она ответила лишь на первый звонок, далее телефон молчал. Скорее всего, Женя накрыла его подушкой, чтобы не мешал спать.

О предстоящей встрече с Климовым Борис собирался сказать жене утром, когда на минутку заедет домой, убедиться, что с Евгенией все в порядке. Но квартира оказалась пустой. Видно, Женя отправилась с утра по магазинам. Оставив короткую записку, он заторопился по делам с чувством какого-то беспокойства, какой-то неприятности, касающейся Жени. Может быть, это исходило от того, что Комельков окончательно не поставил диагноз недомоганий жены, ссылаясь на неполученную консультацию того, с кем он хотел поделиться наблюдениями за пациенткой. Это волновало обоих, полагающих, что коль врач проявляет неуверенность столь длительное время, дело серьезное.