Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

— Ну ладно, ладно. Всё расскажете, не переживайте, — сказал он самоуверенным тоном. Так говорят люди, убежденные в безотказности методов допроса, имеющие в наличии целый арсенал инструментов для подавления человека, которым пользуются силовые структуры. Выдерживают такое — единицы.

Вот теперь я понял, во что я вляпался!

Что ситуация намного серьезней, чем я думал. Что ночь будет очень тяжелой. И что это только начало. Мне потребовалась мгновенная перегруппировка внутренних сил, срочная мобилизация всего организма. Теперь я знал, что надо держаться немного дольше. Просто как-то держаться. Потом, может, будет время отдохнуть, собраться. Но не сейчас! Что странно, я не видел никакого смысла растрачивать слова и силы на убеждение этого Сявкина, что все это чудовищная ошибка и недоразумение. Не видел смысла, потому что его не было. Не было в тех стенах, в его глазах, в его надменном виде. Что бы я ни сказал — все было бы бессмысленным и не удовлетворяющим его профессиональный аппетит. Весь Сявкин был устремлен к результату, результату признательных показаний, за которыми будут посадки и стремительный карьерный рост. Это было ясно сразу, как ясно, что наступит утро. Тратить слова было глупо.

Карты сданы. Игра начата.

«Ante, пожалуйста». — «Спасибо! Ставок больше нет».

Я не знал тогда, вначале, что это большая, опасная, смертельная игра, определяющая всю мою дальнейшую жизнь.

Дальше все понеслось в ускоренном темпе, как на перемотке пленки.

Меня заволокли в какой-то новый кабинет, где двое начали задавать мне те же вопросы. Я, помнится, что-то им отвечал, тянул время и при этом старался выдать наименьшее количество информации и по возможности меньше раздражать этих дерганых молодых людей. Получалось не очень хорошо, не совсем гладко, как им казалось.

И тогда они меня мяли. Путой, ногой, рукой, туда-сюда, оглушат сзади по ушам, стукнут по голове. Чтоб не расслаблялся.

Когда им сильно не нравились мои ответы, пробивалась бодрая серия в корпус. Падаешь со стула, кряхтишь, мычишь, тянешь время — даже секунды важны для восстановления. Поднимаешься снова. Садишься на «свой» экзекуторный стул, думаешь над ответом, отвечаешь. Неверно! («Чё ты врешь, бля!»)

Снова получаешь, снова валишься на пол. На полу прохладно, на полу секунды тянутся так долго, что успеваешь ими насладиться, перевести дух, переждать боль, отдохнуть.

Душно! Сушняк дикий! Хочется пить и в туалет.

Заходят другие опера, задают вопросы, наматывая мои нервы на кулак: «Я щас зашибу тебя здесь на хер!»

Уходят. Из других кабинетов раздаются глухие стуки и удары. Крик, возня.

Я слышу стоны друзей. По ним я стараюсь определить, насколько им больно и как они с этим справляются. Каково их волевое состояние? Кому сейчас хуже и в каком кабинете допрос идет жестче? Целая вереница мыслей проносится у меня в голове в промежутках между ударами.

Весь напряжен! Как струна! Все сенсорные системы обострены и работают на пределе. Адреналиновый пульс бьется в ушах.

Потеешь, ощущаешься себя гребаным сапером.

Чуть пронесешь очка, нажмешь не ту кнопочку, перережешь не тот проводок — и всё! Вылетишь в космос. Космос — это чертовски больно!

Ты ждешь удара отовсюду, от любого, все время. Ты превращаешься в комочек оголенных нервов. Ты — замóк, который взламывают. Ты враг! Тебе делают больно. И это для них зачет.

Атмосфера на этом этаже здания была дикая! Крикливая, надрывная, ужасная. Это мне напоминало гестапо. Все бегают из кабинета в кабинет с ошалевшими глазами, жаждущими крови. В кабинетах кричат от боли люди. Их бьют и пытают. Потом их переводят в другой кабинет, и там продолжается это «кино».

Я думал: «Ну когда же они устанут, отстанут, поймут, что бесполезно?» Я даже надеялся на их человеческое сострадание, понимание, в конце концов. Им не пахло. Я был по-детски наивен.

Болтовня в моем мозгу уже давно прекратилась. Ему уже было не до шуток, он лихорадочно совершал миллионы операций в секунду в своих раскаленных нейронах. Шла ужасная работа сопротивления, дикие энергозатраты, киловатты ментальной энергии на то, чтобы выжить. Реакция на боль, шок, стресс, концентрация внимания, вибрация нервов. Если бы мне тогда сделали цветную томографию, чтобы увидеть, какие участки коры головного мозга активизированы, то картинка напоминала бы поверхность Солнца в фазе активности, со всеми протуберанцами и коронарными вспышками.

Я крепился. Ни с чем не соглашался.