Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Так Миша смог избежать худшей участи, сделав шаг первым. Но все равно ПЛС ему избежать не удалось. Его приговорили к пожизненному лишению свободы за убийство одного человека, к которому, по словам Миши, он совершенно непричастен. И это, пожалуй, единственный приговор ПЛС в нашей колонии, который вынесен за убийство одного человека. Я лично знал людей, которые были осуждены за убийство трех и даже пяти людей. И им дали двадцать три и двадцать пять лет строгого режима соответственно. Где тут логика и справедливость?

В судьбе Михаила было много всего, хватило бы на пару сезонов криминального сериала, которыми сейчас пичкают телезрителей. Но он скромно тянет лямку ПЛС и пытается изменить свою судьбу к лучшему.

Новое знакомство принесло хорошую новость. Она заключалась в том, что колония, куда нас всех везут (поселок Харп), совсем недавно перестала быть беспредельной. Хотя это вопрос восприятия и категорий. До нормальных условий тут еще далеко.

Об этом рассказал нам Витас, который выезжал из Харпа в Свердловск на суд и шел возвратом вместе с нами.

Витас попал в колонию ИК-18 «Полярная сова» в числе первых и застал, как говорится, всю прожарку в полной мере. Ему было с чем сравнивать. Я из любопытства расспросил его подробно об условиях предстоящей жизни, которые через несколько дней возьмут меня в заложники. Информация из уст Витаса звучала успокаивающе. До этого момента я был уверен, что по прибытии меня обязательно будут выворачивать наизнанку, толкать под ногти иголки, сдирать лоскуты кожи и жарить на медленном огне. Все это будут проделывать маленькие люди с красными лицами, пыхтящие от усердия и садистского старания изверги, глухие к крикам чужой боли. Примерно такую гротескную картинку рисовало мое больное воображение. А оказалось, «жить стало намного легче». Перестали ежедневно избивать без причины. Перестали заставлять стоять на проверке по тридцать минут вниз головой, с закрытыми глазами, с широко, очень широко раздвинутыми ногами и с поднятыми над спиной руками с растопыренными пальцами. Проще говоря, градус жестокости был понижен, и этого уже было достаточно для осужденных, чтобы происходящие послабления показались некой «свободой», глотком свежего воздуха.

В таких условиях обеспечение лишь одной базовой потребности — безопасности (отсутствия физической боли и страданий) — может восприниматься человеком уже как «нормальные условия». Оставшиеся в колонии порядки и отношение к осужденным можно было напечатать заглавными буквами и повесить в рамку на стене: «ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО!» Но то, что за малейшую бессмысленную провинность или в качестве «прописки» перестали избивать дубиналом до синевы на заднице, ногах и спине, уже считалось «наградой». В общем, и на этом спасибо, гражданин начальник. Без всякой иронии я заверяю: это была хорошая новость. Потому что я устал терпеть физическую боль и все эти эксперименты над собой. Потому что я простой человек из плоти и крови. И я когда-нибудь умру. Мы все когда-то умираем, как бы так угадать, чтобы сам, чтоб не в спину ножом…

Новые знакомые превратились в шумную компанию, которая вопреки человеческой психологии со смехом и необъяснимой веселой разухабистостью покатила дальше по этапу в объятия белого сурового севера.

Через пару дней мы прибыли в Киров последний перевалочный пункт перед Харпом. Кировский централ отличался строгими условиями содержания. Расслабухой, как в Екатеринбурге, здесь и не пахло. Я почувствовал это сразу, при первых же словах, произнесенных встречающим нас сотрудником. Это ощущалось при обыске, это витало в атмосфере.

Сотрудники СИЗО обыскали нас по очереди, сводили в туалет, затем посадили всех в один этапный бокс, довольно опрятный и светлый, выложенный плиткой, с большим окном, вид из которого захватывал пару жилых домов. Один дом стоял напротив так близко, что можно было наблюдать кухонную суету счастливых свободных людей в окне пятого этажа. Они, может быть, считали себя и не совсем счастливыми, каждый день наблюдая из своих окон угрюмую тюрьму, копошась в своих бесконечных проблемах и заботах, но вот я так не считал. На эту тему есть замечательный гарик, сочиненный одним хорошо известным поэтом: «Какое это счастье: на свободе / со злобой и обидой через грязь / брести домой по мерзкой непогоде / и чувствовать, что жизнь не удалась».