Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Второе: следствие — машина, она беспощадна!

Третье: Пашку уничтожили. Сломали в нем человека, растоптав все смыслы, способные удержать его в этой жизни. Но он сделал все от него зависящее, чтобы не идти против своих. Он выбрал смерть.

И последнее! На его месте мог оказаться любой, в том числе и я, с такой же легкостью, как щелкнуть пальцами.

Что меня уберегло? Везение, стечение обстоятельств, мое сопротивление или все вместе взятое — не знаю. Но все случилось так, как случилось.

Пашки нет. Его похоронили в Братске возле маленькой часовни под тремя бронзовыми ангелами. Ему было всего двадцать шесть лет.

Ну а я размазан приговором и взят в плен на долгие, долгие годы.

Сейчас мне тридцать пять. Где и как закончится моя жизнь, я не знаю. Какая-то часть моего беспокойного сознания сохранила атмосферу 2003 года. Это было так давно, что кажется уже неправдой. Но мне до сих пор изредка снится Пашка и другие люди из моего прошлого…

Ничего не исправить. В настоящем нет места сожалениям и очень мало возможностей что-то изменить. Есть лишь желание идти вперед, жить дальше, чтобы посмотреть, что там за углом. И есть желание рассказать о прошлом.

Как бы цинично это ни прозвучало, но произошедшее несчастье дало нам возможность передохнуть от беспредела.

Возбудили уголовное дело: доведение до самоубийства. Началась проверка. К моему удивлению, поднялся небольшой, сдержанный, но кипиш. А это значило, что какое-то время нас не будут трогать. Это слегка успокаивало.

От лица наших родителей были даны срочные телеграммы в Генпрокуратуру с просьбой провести проверку по факту смерти Павла Баженова и принять необходимые меры по обеспечению безопасности «моего сына».

Такой сигнал тревоги не мог остаться без внимания властей.

Через несколько дней из Новосибирска прибыла группа следователей, состоящая из девяти (!) человек. После всего беспредела, произошедшего с нами, это казалось настоящей победой, пусть и промежуточной. Дело в том, что с момента ареста и до настоящего времени нами была написана куча жалоб во всевозможные инстанции, в том числе и в прокуратуру. Но наши письма об избиениях и пытках не находили своего подтверждения. Оказывается, все гематомы и синяки, ссадины и ожоги, переломы костей мы наносили себе сами с «целью избежать уголовной ответственности и дискредитировать работу следствия». Оказывается, вены я себе резал из-за расстройства и стресса, вызванного пребыванием в тюрьме, а шею — опять же, чтобы избежать уголовной ответственности. Оказывается, Зырянов Олег, выпрыгнув из окна третьего этажа с застегнутыми за спиной наручниками, «хотел совершить побег». Но вместо этого весь переломался.

Нет, это не пытки заставили его разбить головой двойное стекло и прыгнуть. Это, оказывается, у Зырянова такая самоубийственная жажда свободы.

С фантазией у следователя прокуратуры было все в порядке. Чем убедительней звучали наши доводы и аргументы, чем четче они подтверждались судмедэкспертами, тем больше следователи становились похожи на страусов с засунутыми в песок головами и высоко задратыми жопами. Они в упор не хотели замечать должностные преступления, пытки, побои, фальсификацию документов и «доказательств» — весь современный инструмент следственных органов. Что бы мы ни делали, этого было недостаточно. Эта беспощадная машина поселяла в душе чувство незащищенности и беспомощности. Нормы права, Конституция, Европейская конвенция, законы РФ — все это в большинстве случаев пустой звук для отдельного человека. Ничто не работает. Нет средств защититься от силового беспредела. И это погружало в отчаяние.

Но самое бредовое в системе защиты было то, что мы просили прокуратуру обезопасить нас от преступных работников этой же прокуратуры! Воистину кафкианский абсурд.

Ты просишь палача защитить тебя от него самого! Он с внимательным и компетентным видом разбирает твою жалобу, сам приходит к тебе, спрашивает, снимает показания по факту им же причиненных тебе страданий с таким видом, как будто это не он и не его подручные буквально пару дней назад отрубили тебе руку, отрезали ухо, выкололи глаз.

Выслушав тебя, он с важным видом всё записывает, уходит, а потом с не менее важным видом выносит постановление о том, что палач не виноват, виновата жертва. Что жертва пытается дискредитировать палача в глазах общества.

Над этим спектаклем хочется громко истерически хохотать, потому что серьезно на это реагировать нельзя. Признавать этот фарс — значит оскорблять свой разум и здравый смысл.