Робин Шнайдер - Начало всего

Дома меня перехватил отец.

– Ну-ка подойди ко мне на минутку, чемпион, – позвал он меня в свой кабинет. На его губах играла фирменная добродушная улыбка.

Я сбросил с плеч рюкзак и сел на диван. Из кухни тянуло запахом еды – пахло чем-то подозрительно похожим на итальянскую кухню, а такого быть не могло.

– Мама готовит лазанью? – с надеждой спросил я, пока отец закрывал кучу открытых на компьютере экселевских файлов.

– Без глютена. – Он развернулся на кресле ко мне лицом и сложил пальцы домиком.

– Может, так будет вкуснее. – Сам не знаю, как мне удалось произнести это с невозмутимым лицом.

– Первый шаг: лазанья. Второй: пицца, – подмигнул мне отец. Закинул ногу на ногу и перешел к делу: – Слышал, эти дни ты весь в делах.

– Заполняю заявления для университетов. В библиотеке этим легче заниматься.

Отец выразил одобрение, что я активно работаю над своим будущим. Я кивнул и выслушал очередную нескончаемую историю о старом добром времени, когда он был президентом студенческого братства «Сигма Альфа Эпсилон». Закончив, отец широко улыбнулся. Он ждал от меня подтверждения, что я последую по его стопам, как мы всегда и планировали.

Вместо этого я сказал ему, что подумываю об учебе на Востоке, и перечислил университеты, брошюры которых хранил в ящике своего письменного стола. На пару названий отец поднял брови. Неудивительно, ведь я обмолвился об истории, литературе и химии. Закончил я тем, что способен поступить в действительно хороший университет. Во всяком случае, готов попытаться.

– Ты меня удивил, – пристально глядя на меня, отозвался отец. – В этом году, малой, ты сильно повзрослел. Тебе пришлось сделать это из-за случившегося. Мне жаль, что так вышло, но я рад слышать, что у тебя есть план.

– То есть ты не против? – Я не верил своим ушам.

– Я не возьму на себя смелость говорить за твою маму, – уголок его губ изогнулся в усмешке, – но сам думаю, что тебе учеба на Востоке пойдет на пользу. И потом, почти во всех университетах есть отделения моего братства.

Я засмеялся. В первый раз псевдошутка папы оказалась смешной.

Когда мама позвала нас ужинать и с сияющей улыбкой стояла над тарелкой слегка полезной, но вкусной лазаньи, у нас наконец было что обсудить за столом помимо ламп и люстр.

После ужина я поехал домой к Тоби.

– Привет, – сказал он, впуская меня в свою спальню. Тоби был в пижамных штанах и очках. Это напомнило мне о том, как в детстве по ночам мы тайком бродили по дому, когда нам давно полагалось спать.

Он дал мне старый игровой контроллер «Нинтендо 64», за который мы раньше дрались, и, не спрашивая меня, включил игру «Марио» – я подарил ее Тоби в начальной школе на день рождения, она тогда была клевой новинкой. И мы сидели и играли в нее, как делали сотни раз, проходя секретные уровни и все такое, только сейчас уже с другим чувством.

– Хочешь увидеть статью? – спросил Тоби.

Я хотел. И он открыл ее мне на компе.

Оуэн Александр Торп. Лучший выпускник в своем классе в школе Бэрроуз. Поступил в Принстон, затем перешел в Йельский университет на медицинский факультет. Неожиданно умер в двадцать три года в результате остановки сердца, вызванной тромбоэмболией. В больнице я кое-чего понабрался, поэтому понял: он умер из-за поломки в сердце.

В статье была фотография – обычный туристический снимок, занимавший полэкрана компьютера. На заднем фоне виднелась Эйфелева башня, влажная от дождя земля, люди с еще не сложенными зонтами. Оуэн смущенно улыбался, светлая челка падала на глаза того же оттенка синевы, что и у Кэссиди – их наследственная черта. На шее у него был шарф, и рукой он обнимал кого-то, кого вырезали из фотографии. Остался виден лишь край тренчкота и полиэтиленового пакета. Наверное, этот снимок был из той же серии сделанных в путешествии фотографий, как и тот, который Кэссиди установила на своем мобильном.

Нужно отдать Тоби должное, он довольно долго не трогал меня. Только когда у соседей зажегся свет, пролившийся и в окно его спальни, я поднял глаза и вспомнил, где нахожусь.

На стоявшем через дорогу доме зажглись рождественские огни. Мы с Тоби в ужасе вытаращились на пару огромных надувных снеговиков – двенадцатифутовых и блестящих. Появившись из ниоткуда, они обрамляли с двух сторон надпись красно-зеленого цвета. Кто-то забрался на крышу и при помощи десятков мерцающих световых гирлянд вывел текст: «С днем рождения Иисус».

– Еще даже не День благодарения, – сказал я.