Кэролин Браун - Время сестер

– Спасибо, дядя Сед.

Она пыталась побороть в себе злость, пока шла в кафе, но это чувство только еще больше усилилось, когда она увидела, как Харпер непринужденно насвистывает, а Дана разговаривает с Брук о предстоящем вечере. Они заслужили свои колечки из дыма, а она нет, потому что у нее не хватило смелости открыть им свою большую страшную тайну. Если бы они знали, то никогда больше не доверили бы ей не только вести отчетность компании, но и даже складывать в прачечной полотенца.

– Доброе утро, – поприветствовала ее Харпер.

– С чего бы оно доброе? – огрызнулась Тауни.

– Мы живы. У нас есть работа, и мы неплохо зарабатываем, – ответила Дана.

– Похоже, что кто-то все-таки казнит себя за свой выбор, – произнес Сед, выглянув из окошка для раздачи.

– Тетя Тауни, ты чего такая кислая? – спросила Брук.

Тауни молча пронеслась мимо и зашла на кухню. Она набрала в тарелку бекона, яиц и печенья, а затем придвинула табурет, чтобы поесть прямо здесь, в рабочей зоне.

– Отнесите-ка это в столовую, юная леди, иначе все захотят есть тут и будут мне мешаться, – сказал Сед тоном, не терпящим возражений. – И вообще, откуда у тебя это Иисусово настроение? Я думал, вчера вечером все было в порядке.

– Они все раскрыли карты, а я не могу. А что за Иисусово настроение?

– Энни впадала в него примерно раз в год. Это такое настроение, когда с тобой не смогут ужиться ни сам Христос, ни один из ангелов на небесах. Я думаю, ты получила его в наследство от бабушки вместе со способностью принимать правильные решения. Это пройдет, но день уйдет точно, – ответил он. – А теперь кыш из моей кухни. Не хватало мне тут еще Иисусова настроения. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на что-то, кроме солнечного света и счастья.

Она бросила на него злобный взгляд и отнесла свою тарелку обратно в столовую, где села за столик в углу, чтобы не разговаривать с сестрами. Интересно, им тоже передался ген Иисусова настроения? Если так, то она точно не хотела бы находиться рядом, когда это с ними случится, потому что ощущения были ужасные.

На кухне у Седа стояло радио, и он весь день слушал классическую кантри-музыку. Если кому-то из посетителей кафе не нравится кантри, то пусть ходят в другое место – так говорила бабушка Энни. Тауни вонзила вилку в яичницу и уже собиралась положить ее в рот, как Кенни Роджерс запел песню «Игрок». Даже после того, как песня закончилась, ее строки продолжали звучать в голове Тауни.

Накануне вечером ей выпала счастливая карта. Но сегодня утром она держала в руках явно проигрышный расклад и не могла даже нормально блефовать.

– Ты готова рассказать нам, что тебя грызет? – спросила Харпер с другого конца комнаты.

– А ты готова мне рассказать, спишь ли ты с Уайаттом?

– Вообще-то, это личное, – сказала Харпер, и ее теплый взгляд мгновенно сменился на ледяной.

– Что происходит? Вы ведете себя так же, как в первый день нашего приезда. Неужели мне нужно позвать сюда дядю Седа? – спросила Брук.

– Завтрак готов. Подходите и угощайтесь, – крикнул Сед. – Не трогайте ее. Она поймала дурное настроение, как бывало с бабушкой Энни, и ей потребуется некоторое время, чтобы разобраться в своих чувствах и преодолеть эти трудности. Просто оставьте ее в покое, чтобы она могла сама справиться.

Тауни вытянула руки вперед. Правая осталась пуста, а в левой лежала история о том, почему ее приговорили к общественным работам. Вес левой руки висел мертвым грузом у нее на сердце, но она была не готова его отпустить. Она отодвинула стул и, оставив завтрак на столе, вышла из кафе и отправилась в прачечную.

Брук не проронила ни слова, когда вошла в прачечную, а просто молча отправилась убирать комнаты рыбаков, которые съехали еще до рассвета. Чувство вины попыталось кольнуть Тауни в самое сердце, но оно не смогло пробиться сквозь крепкий панцирь. Она должна была позволить Брук поделиться радостью о том, что ее наказание закончилось и ей больше не нужно оставаться одной в кабинете после уроков. Однако сейчас Тауни могла думать только о пустой правой руке и о том, что ей придется взвалить на нее часть тяжелой ноши, если она захочет обо всем рассказать сестрам и племяннице.

Техасцы поговаривали, что после Пасхи наступит знойное лето, а дождя почти не предвещается. Харпер дивилась их пророческим предсказаниям, выходя на улицу после субботнего полуденного ажиотажа, чтобы подышать свежим воздухом, который не отдавал бы жареным луком. Она сидела на скамейке, когда Сед жестом поманил ее обратно.