Сарина Боуэн - Полутона

Пока технари перед началом шоу разбираются с инструментами Фредерика, Генри расхаживает, как ягуар в зоопарке.

– Дамы, вы останетесь здесь или хотите сесть? – спрашивает он у нас с Норой.

– Я останусь здесь. Если можно, – говорю я.

– Я тоже, – и Нора.

– Кто-нибудь, принесите Норе стул, – говорит Фредерик, еще раз настраивая гитару.

Генри приносит два.

– Три минуты, – сообщает он.

Молодой парень ходит по сцене, прилаживая кабель к гитаре Фредерика. В колонках играет Springsteen. Когда я осторожно выглядываю из-за занавеса, то вижу толпу. Столько людей, что кажется, рядов бесконечное количество. А Фредерик назвал это маленьким концертом.

Смотрю на отца, он выглядит совершенно спокойным. Он передает свою гитару Генри, который выходит на сцену и кладет ее на подставку. Фредерик опускает руки на плечи Норы, его большие пальцы касаются ее щек.

Нора выглядит смущенной.

– Что мне полагается сказать? Ни пуха ни пера? К черту? Удачи?

Его рука обнимает ее за талию.

– У меня уже есть удача.

Я отворачиваюсь, пока он целует ее шею.

В зале и на сцене свет тускнеет.

Теплая рука опускается на мое плечо, рука Эрни. Затем Фредерик говорит:

– Вперед.

Генри кричит что-то в свой микрофон.

Из колонок разносится объявление:

– Поприветствуем Фредди Рикса!

Отец проходит мимо меня, свет на сцене придает его волосам рыжий оттенок, когда он выходит. Толпа ликует при виде него, он уверенно шагает к центру сцены. Их дикие вопли пугают меня, это словно любовное цунами, поглощающее его.

Он перекидывает ремень гитары через голову и машет зрителям, Эрни и остальные занимают свои места позади него. Отец кладет руку на инструмент и начинает играть «Наблюдая под дождем».

Я так долго ждала этого момента. Забываю обо всем остальном. Из-за кулис вижу только его профиль. Между куплетами он смотрит в нашу сторону и улыбается.

На Нору, скорее всего.

Однако когда он поет, не думаю об этом. Я знаю это его выражение лица во время песни «Рая больше нет» – глаза закрыты, когда он берет высокие ноты.

Я обожаю наблюдать за ним за работой. И это и правда работа . По его лицу бежит пот. Его пальцы не останавливаются, а песни все не кончаются. Я вижу толпу, раскачивающуюся перед ним в такт музыке.

Хотела бы я знать, каково это: делать что-то так хорошо, что тысячи людей стоят перед тобой, ловя каждое твое слово. Волшебно.

Когда он наконец желает толпе спокойной ночи, они хлопают и топают ногами, пока он не выходит на сцену на бис. Теперь, когда все почти закончилось, я вспоминаю, что надо достать телефон и сделать размазанный снимок со своего места за сценой.

В конце концов занавес опускается. И после этого все уже не так весело.

На сцене начинается вечеринка, и я не знаю, что мне делать. Фредерика окружили с поздравлениями, а мне не хочется общаться с незнакомцами. Я устала от шоу и не хочу болтать.

Парень в зеленой футболке с надписью «Сотрудник» приносит мне пиво. Он пытается поговорить со мной с сильным французским акцентом. Обычно я считаю пиво отвратительным. Но у этого отличный плюс – оно обжигающе холодное. Я пью и слушаю о работе парня. Понимаю около трети того, что он говорит.

Когда мое пиво заканчивается, он приносит мне еще одно.

– Хочешь прогуляться над сценой? – спрашивает сотрудник.

– Конечно.

Нам приходится оставить напитки внизу, чтобы вскарабкаться по лестнице. Зал кажется еще больше с высоты, огромный овал под мерцающими софитами. Теперь я вижу головы всех на вечеринке. Моего отца обступило много людей. В центре Фредерик и Нора в своем ярко-красном топе, отец ее обнимает. Музыканты окружают его слоями в соответствии с иерархией, которую я не понимаю.

Сотрудник говорит:

– Мне надо pisse, в туалет. Тебе лучше спуститься отсюда со мной.

Спускаясь по лестнице, я чувствую себя пьяной. Брожу по краю сцены, пока сотрудник не приносит мне новое пиво.

– Salud, – говорит он, и мы чокаемся пластиковыми стаканчиками.

Время идет, а моя компания по-прежнему состоит лишь из сотрудника и пива. Но чем больше я пью, тем меньше меня это волнует.

– Ох… Рейчел! Боже. Думаю, пора возвращаться.

Я поднимаю глаза, и передо мной появляется лицо Норы. У меня в руке до сих пор стакан пива, но его предшественники уже сделали свое дело. Я стою, привалившись к сотруднику, который шепчет мне что-то в ухо. Не пойму, что именно.

– Рейчел, пойдем со мной.

Я качаю головой.

– Ты не моя мать. – Один из плюсов иметь мертвую мать (а их не так много) в том, что каждый раз, когда я вспоминаю о ней, люди отстают.