Чжан Цзе - Тяжелые крылья

— Ну, Вань Цюнь пора замуж выйти.

На чужую жизнь Е Чжицю смотрела гораздо проще, чем на свою.

— За кого? Тот, кого она любит, не может на ней жениться.

— Ты о ком? О Фан Вэньсюане?

Да, к этому человеку Хэ Цзябинь относился неплохо и в то же время считал его безвольным.

Наверное, не надо быть таким категоричным, у каждого свои трудности. Но в чем трудности Фан Вэньсюаня? Сказать по правде, Хэ Цзябинь этого не понимал. Подход с позиций замшелой морали здесь явно неуместен. Когда разразилась «культурная революция», Фан Вэньсюань оставался в стороне и был исключен за это из партии. Жена его подала на развод, а чтоб порезче отмежеваться, отнесла куда следует несколько толстых тетрадок его дневника. Если б не этот дневник, то Фан Вэньсюаня, вероятно, не подвергли бы такому длительному «перевоспитанию» и он не лишился бы ребра. А жена, забрав из дому все пожитки, уехала, и долгие годы — ни слуху о ней, ни духу.

Только в 1970 году, в «школе кадровых работников», Фан Вэньсюаня восстановили в партии. Когда муж Вань Цюнь покончил самоубийством, Фан был уже командиром роты. Что там ни говори, а он не мог простить этого самоубийцу: ища избавления для себя, тот оставил беззащитными жену и крохотного сына, которому и месяца не было.

Как же тяжко пришлось Вань Цюнь!

Неизвестно, по умыслу или случайно эта школа располагалась на территории бывшего исправительно-трудового лагеря. Заключенных куда-то перевезли. Впрочем, положение осужденных на принудительные работы и провинившихся кадровых работников мало чем отличалось от положения их предшественников. Даже дни отдыха в школе были те же, что и в лагере: на девять рабочих дней один выходной. И соблюдалось это неукоснительно, так, как если бы это был закон свыше, предписанный от века. Видно, в Ветхом завете, в первой главе «Книги бытия», пропущена пара строчек: как пить дать, бог Яхве, создав за шесть дней небо, землю и все на ней сущее, еще три дня над чем-то трудился, но об этом в древней книге умалчивается. А когда Адам с Евой съели запретный плод, наказанием, как известно, были не только муки родов, подчинение мужу, но и обязанность до последних дней жизни обрабатывать землю средь кустарника и чертополоха, в поте лица своего добывая себе пропитание.

Комнатушка, где жила Вань Цюнь, служила прежде кухней для персонала исправительно-трудового лагеря. Вероятно, южане — люди сплошь низкорослые: дома здесь были гораздо ниже, чем строят на севере, и когда такие верзилы, как Хэ Цзябинь, выпрямлялись во весь рост, головами едва не подпирали потолок.

В комнатушке было мрачно и сыро. Под кроватью, во всех углах и вообще везде, куда не ступал человек, росли белые пряди плесени. В этой комнате было бы хорошо квасить соевый соус или соевый творог, да и люди в этой сырости чуть не гнили заживо. Зимой становилось нестерпимо холодно… Топили в деревне древесным углем, который в далекой долине выжигали сами бойцы «школы седьмого мая», они же и доставляли его оттуда на своем горбу. С наступлением зимы начинались дожди, которые иногда лили без устали недель по семь. На скользких и крутых горных тропах не то что женщина, но и мужчина, даже идя налегке, без мешка с углем, не держался на ногах, падал в грязь и возвращался похожий на страшилище.

В тот день утром, еще до рассвета, прозвучал, как обычно, сигнал подъема. Шум, галдеж, препирательства, окрики, напутствия, что брать с собой… А Вань Цюнь лежала равнодушная ко всему, словно происходящее вокруг не имело к ней отношения, словно она уже не жилец в этом мире. Затем галдеж сменился тишиной — люди ушли в горы.

Вань Цюнь знала, что она должна идти вместе со всеми, но у нее совершенно не было сил. Попыталась подняться, однако тело не слушалось. Лишь мозг ее еще не впал в оцепенение.

Она кое-как дотянулась до грелки, что лежала под боком у сына: остыла, надо подлить горячей воды. Пеленка, висевшая над головой, была все еще мокрой, словно сразу же после стирки. Только б сынишка снова не описался, даже сухой пеленки на смену нет. Ей вдруг захотелось горячей лапши, хоть пустой, без всяких приправ. А в Пекине она терпеть не могла лапши…

Надо б огонь развести, подсушить пеленку, согреть воды, приготовить лапшу. Но где взять уголь? Она никогда ничего не просила у других, а теперь и подавно не могла. «Семья контрреволюционера». Этот ярлык — все, что им оставил в наследство муж. Заплакать? Нет, только не это. Слезами горю не поможешь, разбойника на ночной дороге не разжалобишь. Да, человек обладает гораздо большим умением приспосабливаться к несчастьям, чем можно вообразить. Но что может сделать такая слабая женщина, как она? Затравленной волчице остается только успеть отдать свои последние силы волчонку.