— Ты никогда ничего не помнишь! — Она сердится, что ее предположения не оправдались.
— Помню только, садилось солнце, красный мотоцикл, а на нем девушка в защитных дымчатых очках. — Он притворяется, будто говорит о ком-то незнакомом.
— А как она выглядела? — настаивает Юаньюань.
— По виду, у нее очень скверный характер. — Он делает гримасу.
— Как плохо. Тогда лучше с ней не связываться.
— Это точно. Нужно только придумать, как бы это поприличнее сделать.
— Ах так! — Она вдруг становится серьезной, сжимает губы, садится на мотоцикл и заводит мотор.
Мо Чжэн перепрыгивает через изгородь и хватается за руль.
— Юаньюань!
Отвернулась, не смотрит на него. Ветер треплет ее короткие волосы. Мо Чжэн в растерянности.
— Юаньюань! — повторяет он.
— Что? — Голос ее уже не так строг.
— Ты куда?
— К папе. Он проводит симпозиум по идейно-политической работе.
— А разве он не болен, не дома?
— На этом симпозиуме он будет председательствовать вместо министра. Симпозиум был назначен на определенный день, а министр предложил перенести — подождать развития событий. Но большинство членов парткома за то, чтобы проводить в срок, не откладывать. Уж не знаю почему, но министр не будет участвовать, поэтому папе и пришлось пойти. Сегодня после обеда открытие, папа должен делать доклад, а у него даже текста нет. Я боюсь за него, он слишком устал, опять сердце будет болеть. Да и он хотел, чтобы я обязательно пришла. Он считает, что у меня слишком узкий кругозор и я должна побольше видеть и слышать, пока молодая и могу все запомнить.
Юаньюань рассказывала ему об отце, которого очень любила, а Мо Чжэн вспоминал своего отца — слабого, осторожного книжника, вечно боявшегося, как бы чего не случилось. Он любил качать головой, вздыхать и говорить, что с тем или другим делом лучше повременить, отложить. А если и позволял себе что-то, то всегда очень осторожно, потихоньку…
Зал для совещаний был небольшим. Чжэн Цзыюнь увидел, как его дочь вошла и села рядом с Е Чжицю. Ему показалось, что вокруг стало светлее. Юаньюань — это его солнце. Она всегда в мыслях о нем: о его здоровье, переживаниях, работе. Такая малышка, а заботится об отце. Но рано или поздно она должна будет выйти замуж и покинуть его. Тогда дом для него опустеет. Интересно, кого она выберет? Иногда ему казалось, что в этом вопросе она способна крепко озадачить и его, и мать. Куда она все бегает в последнее время, может, уже влюбилась? Но если она сама не скажет, он ни за что не будет расспрашивать ее. В отношениях с дочерью Чжэн тоже придерживался принципов уважения личности. Он никогда не опустится до того, чтобы вскрывать ее письма или, когда ее нет, заходить к ней в комнату и читать ее дневник и записки. Он всегда старается остановить Ся Чжуюнь, когда та пытается это проделать. А жена, без разрешения читавшая какую-то бумажку Юаньюань, сказала ему: «Значит, когда она была от горшка два вершка, я могла стирать ее грязные пеленки, а теперь, выходит, не имею права читать ее письма? Да где это видано! Все-таки в тебе сильны всякие интеллигентские замашки. Поди, у тебя тоже найдется что-нибудь такое, чего мне нельзя прочитать?» Он отступал и только тихо спрашивал Юаньюань: «Ты стол-то свой запираешь?»
Выступал Ван Фанлян:
— …иногда говорят, что политика — это командная сила, основа жизни. Продолжая эту мысль, товарищ Дэн Сяопин указывал, что наше главное политическое направление состоит в осуществлении «четырех модернизаций». Стало быть, на них и нужно направить всю идейно-политическую работу, чтобы максимально мобилизовать мысли, силы, способности народа…
Чжэн Цзыюнь незаметно разглядывал зал, людей, стараясь понять, как они реагируют. Он встретился глазами с Ян Сяодуном. Что думает этот парень, тоже непонятно, во всяком случае по его лицу. Чжэн Цзыюнь подмигнул ему в знак приветствия. Ян Сяодун почтительно кивнул. Плохо, похоже, у парня уже нет того задора, который так понравился Чжэну, когда они познакомились в ресторане.
— …десять лет хаоса оказали губительное влияние на нашу общественную жизнь и особенно на идеологию. Идейный уровень некоторых молодых рабочих и служащих заметно снизился. От теоретической установки «дух может все», навязываемой «бандой четырех», многие перешли к вульгарному материализму, а на поверку обе эти пропагандистские позиции оказываются просто разновидностями индивидуализма…
Чжэн увидел, как Ян Сяодун нахмурился. Согласен с Ван Фанляном или наоборот?
Читать дальше