Чжан Цзе - Тяжелые крылья

Сейчас она сидела на стуле у кровати. Стул покачивался, поскрипывал. Ее руки лежали безжизненно на коленях. С набрякшими голубыми жилками, они были, пожалуй, еще тоньше, чем тогда, в школе кадровых работников. По лицу Вань Цюнь, беспредельно усталому, равнодушному, Фан Вэньсюань не мог угадать, какие мысли и чувства вызвал его приход. Да и в самом деле, зачем он пришел сюда? Ах да, болен сын. Ей трудно. Или это лишь предлог? Что минуту назад затеплилось в его душе? Какое чувство? Надежда на любовь или страх перед ней?

— Почему не позвонила мне, когда забирала его? У меня ведь есть машина…

Нет, Вань Цюнь уже давно не испытывает того волнения и трепета, которые охватывали ее прежде, в той мрачной сырой каморке. Вместо них — жалость и безразличие. Фан Вэньсюань уже не казался ей сильным, наоборот, получалось, что он слабей ее. Если б даже она позвонила, разве хватило бы у него смелости взять машину, чтоб забрать из больницы ее ребенка? Неужели он не испугался бы, что шофер разболтает об этом повсюду?.. Ну почему в ее сердце поселилась ненависть? Ведь если нет любви, так и ненависти не должно быть. Да, нелегко обмануть себя. Чувства труднее всего на свете поддаются разумному объяснению. Когда не видишь пропасти и падаешь в нее — это злой рок; когда видишь ее и все-таки идешь к ней — горчайшее из несчастий. Вань Цюнь знала, что, говоря с Фан Вэньсюанем, она не должна давать волю своим чувствам, но она не властна над собой. И за ее безразличными словами проступала все та же жгучая ненависть:

— Зачем? Есть такси.

— Но ведь ребенка еще надо было нести. — Ох, как редко произносил он такие участливые слова.

— Шофер попался хороший. Помог.

Нельзя судить о людях по их внешности. Вань Цюнь вспомнила маленького шофера такси. Когда она вышла из дверей больницы, неся в одной руке сумку, набитую всякой всячиной, в другой руке термос, а мальчика на спине, шофер, чистя ножичком ногти, беззаботно напевал популярную песенку:

Но едва он заметил Вань Цюнь, как тут же выскочил к ней, взял мальчика, отнес в машину, а затем помог поднести и вещи. «Ох, я и не знал, хозяйка, что вы одна. Надо было кликнуть меня!» Изъяснялся шофер на чистейшем пекинском диалекте. Казалось, во рту у него не язык, а какой-то шарик перекатывается. Хотя стояла жара, он поднял в машине стекла. Простые люди не без основания считают, что больному, чем бы он ни болел, ни в коем случае нельзя простужаться. Вань Цюнь с мальчиком на руках села сзади. Ей были видны лишь лоснящийся затылок шофера и стоячий воротничок его рубашки.

Рядом с шофером Вань Цюнь выглядела нищенкой. Ремень сумки истерся, кожа на уголках ее истрепалась. Термос был куплен еще в деревне, когда Вань Цюнь ютилась в той сырой мрачной комнатушке, его корпус давно проржавел, в некоторых местах насквозь. Сама Вань Цюнь была растрепана, от нее пахло не духами, а потом. Ее сынишка в дешевом хлопчатобумажном костюмчике на тощем, тщедушном тельце казался заморышем. Со времени своего появления на свет он лишь второй раз ехал в машине, но о первой поездке знать не знал, поскольку был тогда в беспамятстве. Теперь же он жадно смотрел в окно, трогал ручки на дверцах, пепельницы на спинках передних сидений — и от возбуждения даже запел слабым голоском песенку, выученную им в раннем детстве:

И тут действительно раздался сигнал. Не оборачиваясь, водитель сказал: «Я поеду кружным путем, но лишнего не возьму. Хорошо?»

Вань Цюнь сначала не отреагировала, потом как будто услышала. «Да, пожалуйста. Только я заплачу полностью».

Шофер снисходительно хмыкнул. Дуреха! Мальчик осведомился: «А почему наша машина такая низкая?» «Это потому, — объяснил водитель, — что ты тяжелый. Сел — и вдавил колеса в живот машине».

Мальчик подумал с минуту. «Нет! Вы меня обманываете!» — «Тоже правильно! Зачем верить всему, что люди несут!»

По бесхитростной болтовне водителя Вань Цюнь чувствовала, что он хочет проявить к ним участие. А едва приехали, он, ткнув себя пальцем в грудь, объявил: «Дайте мне ребенка, хозяйка, я мигом, даже не запыхаюсь!»