Спустя две недели после возвращения она пошла на почту и получила посылку. Вернулась автобусом, проехав положенные пять остановок.
Мадам Хая Иоселевич извинилась и сходила за очками, лежавшими на клубках шерсти, из которых она начала вязать кофту. (Мадам Шиф уже принесла свои извинения и мадам Иоселевич приняла их: «Конечно, ведь Нью-Йорк это не наш городишко, который можно проехать из конца в конец за полчаса в душном автобусе».) Мадам Иоселевич потерла переносицу, захватив ее пальцами, как морковку, которую она стирает с лица земли на терке, и взяла письмо.
Письмо было от некой миссис Джонстон, которая сообщала миссис Иохевед Шиф, что ее сестра Гута Кимель, соседка миссис Джонстон, жившая в подвальном помещении, скончалась четыре недели назад после продолжительной болезни. Говорят, что она заболела еще тогда, когда работала по многу часов в мокроте, и с годами ткани начали гнить и разлагаться. После похорон, организованных местной еврейской общиной, миссис Джонстон зашла к ней в комнату и нашла там уложенную посылку с адресом миссис Иохевед Шиф. Из письма, лежавшего рядом, она поняла, что миссис Шиф приходится сестрой покойной миссис Кимель. Поэтому она вкладывает свое письмо и отправляет посылку по адресу. Миссис Джонстон сообщает также, что покойная не оставила никаких ценных вещей. Только несколько сувениров со Святой земли и еще кое-какие мелочи. Если миссис Шиф пожелает, то миссис Джонстон упакует все это и вышлет ей.
Иохевед Шиф посмотрела на дату.
— Через день после отплытия корабля.
— Вот видите, как вам повезло? Повидались с сестрой перед самой ее смертью. Я же говорила, что случаются чудеса.
Мадам Хая Иоселевич сняла очки. Жизнь не кофта, которую можно распускать и вязать, опять распускать и начинать все сначала.
Посылку она отдала нищему, который тарабанил в дверь до тех пор, пока она не открыла. На клочке газеты, в которую лавочник завернул ей пакет творога, она увидела размытую фотографию, запечатлевшую ее с банкой консервов. Под фотографией была надпись, набранная крупным шрифтом, но бумага промокла и буквы расползлись. Кошки вошли в открытую дверь и стали прыгать на кровать. Их лапы оставляли следы на полу и на белоснежных до этого простынях. Мухи корпус за корпусом вступали в квартиру и бились о сетки, пытаясь теперь уже вырваться из тени на свет. Через неделю, когда тяжелый запах выбрался наружу и потихоньку пополз по улице, за ней пришли и унесли из дома.
Ховевей-Цион — члены движения Хиббат-Цион, возникшего в России в начале 1880-х гг., из которого развился сионизм.
Краткая еврейская энциклопедия (на русском языке). Иерусалим, 1982, т. 2, кол. 627.
Кохен ( ивр. ) — представитель священнического рода Ааронидов (потомков Аарона).
При передаче библейских имен переводчик руководствовался целью их максимального приближения к языку первоисточника, то есть к ивриту. В случае, когда такая транскрипция значительно расходится с искаженным вариантом, закрепившимся в русской традиции, дается соответствующее примечание: Эвел — Авель, Ицхак — Исаак, Ишмаэль — Измаил, Менашше — Манассия.
Ворота, через которые из города вывозят мусор.
Рог, в который трубили для созыва войска и для объявления о наступлении праздников.
Шеула ( ивр. ) — данная или полученная взаймы.
См. примечание 22. Эфраим — одно из колен Израиля.
См. примечание 22. Ивцан — Есевон; Бет-Лехем — Вифлеем.
Выражение, которое встречается в книге Левит 11:1, и означает «огонь, взятый не от жертвенника», «неугодная жертва»; в переносном смысле: «дурное, злое начало». (Прим. перев.)
Искаженное в соответствии с традицией оформления на иврите иностранных слов немецкое «digression», обозначающее «отклонение от темы».
Сова ( ивр. ).
Речь идет об омонимах. ( Прим. перев. )
Подтрунивать, дурачить ( ивр. ).
Сахтен ( араб. ). Примерно соответствует выражениям «порядок», «на здоровье».
Послушай… дитя… мой сын… умер.
Маленький?
Вади — овраг, ущелье.
Временные лагеря для репатриантов в начале пятидесятых годов.
Читать дальше