Ральф Дутли - Последнее странствие Сутина

Эти пять литров – маленький мир, в котором жизнь и смерть протягивают друг другу руку помощи. Смерть, ревнительница полезности, плавает в хрупкой жизни, которая цепляется за дрейфующие красные плоты, нагруженные кислородом.

Художник помнит еще, как крикнул однажды, перед тем как распороть новые холсты:

Я не хочу утонуть в собственной крови!

Он позволяет доктору Готту самодовольно мудрствовать дальше. Он больше не слушает его. Нежная дремота уносит его прочь с белой постели. Когда он приоткрывает один глаз, доктора Готта уже нет. Он снова погружается в дремоту, но внезапно его будит резкий стук в дверь и энергичный голос в коридоре:

Санитарная служба! Санитарная служба!

Художник пугается. И здесь тоже? Но ничего не происходит. Никто не врывается в палату. Действительно ли он слышал это? Слух любит нас обманывать. Свистом в ушах рисует нам уносящийся со звоном колес локомотив. Донимает шумами и тугоухостью. Нет, кто-то на самом деле кричал через дверь «санитарная служба». Он вспоминает тушу быка. Понемногу начинающую разлагаться. Ему доставили ее со скотобоен Вожи-рар, которые он отлично помнил со времен Улья. В мастерской на улице Сен-Готар он соорудил специальный помост, крепко привязал тушу веревками, тот еще труд, мальчику мясника пришлось ему помогать. В течение нескольких дней он стоит перед ней, борется с бычьей тушей, мясо начинает вонять, теряет свежий красный цвет, становится бурым, сохнет с каждым часом. Нужно ее освежить!

Полетт Журден, воплощенное терпение, покладистая девочка на побегушках, прикомандированная Зборовским к услугам художника, ведрами таскает в мастерскую коровью кровь. По ведру в обеих руках. На ее мягких, пухлых ладонях отпечатываются красные полоски от ручек. Художник бредит о Рембрандте, снова и снова мчится как сумасшедший в Лувр, чтобы взглянуть на ту самую воловью тушу. А между тем вонь в мастерской превосходит все мыслимые пределы, и Полетт стоически дышит ртом.

Месье Сутин, но я не хочу туда больше идти.

Ей неприятно, когда рабочие скотобойни смотрят на нее с подозрением. Когда на их лицах читается недоуменный вопрос. Зачем этой малышке столько крови? Что она с ней делает?

Это для одного тяжелого больного, пролепетала она виновато.

Художник хватает ведро, выливает кровь на коричневый труп животного, радуется, что туша снова блестит, как прежде, смерть торжествует, получив порцию свежей крови. Она стекает струйками на пол и через щели между досками просачивается в нижние комнаты, так что жильцы поднимают крик и звонят в полицию. Не иначе смертоубийство. Вонь – несусветная, смрад поднимается до небес!

И вдруг резкий стук в дверь, художник только что слышал его снова, даже теперь, в белом раю.

Кто там?

Санитарная служба! Пожалуйста, откройте немедленно!

Художник пугается, бледнеет, как мертвец. Чиновник в белом фартуке, с белой шапочкой на голове входит внутрь и собирается конфисковать зловонную бычью тушу. В мастерской жужжат зеленые мухи. Сутин подавлен, потому что не успел закончить картину. Рембрандт торжествующе смеется в углу.

Полетт вступается за отчаявшегося художника, упрашивает:

Вы же видите, он ее рисует, она нужна ему, чтобы закончить картину!

У санврачей пробуждается жалость, они достают шприцы и вводят аммиак в бедную плоть на скелете. Они показывают ему несколько простых способов, как сохранять туши, не отравляя весь дом. С тех пор он с благодарностью таскает с собой формальдегид, аммиак и набор больших шприцев, которые позволяют сохранить кроваво-красное торжество смерти во всей его свежести. А заодно индеек, зайцев и фазанов. Несколько раз он заказывает бычьи туши, каждый раз фиксируя новую грань сочной смерти: комочек желтого окислившегося жира, или вывих конечности, или сгустки крови, образующие подвижную поверхность.

Это было в 1925 году, когда он впервые смог снять настоящую квартиру, всего в нескольких шагах от парка Монсури, и вдобавок большую мастерскую на улице Сен-Готар, где он рисует трупы животных. Boucherie Soutine , сердито шипят соседи. Мясная лавка «Сутин».

Он то и дело убегает в Лувр, нетерпеливо покупает билет. Ему необходимо видеть освежеванных быков Рембрандта… и ската Шардена, и пейзажи Коро, и полукрасную форель и похороны в Орнане Курбе. Смотреть одну картину за другой, часами. Его тайные маршруты давно превратились в ритуал. Увидеть всё. Как будто это девушки, которых в легких одеждах или полуголых выводят на показ в maisons closes , одну за другой и всех вместе. Он всегда приходит к одним и тем же картинам, которые никогда ему не надоедают, он трепещет от наслаждения и благоговения, они приводят его в отчаяние, он обгладывает холсты глазами. Он хочет проглотить их, унести в своих внутренностях на улицу Сен-Готар, чтобы сразиться с ними.