Ральф Дутли - Последнее странствие Сутина

В молочно-белом тумане будущего появятся невидимые ищейки и одержимые со своими чувствительными антеннами, и они будут использовать всяческие подъездные пути, чтобы добраться до операционной. Будут направлять вежливые подобострастные запросы в архивы, выпрашивать малую толику информации. Мечтать, чтобы их закрыли на ночь в архиве, в ведомстве по делам иностранцев, в полицейской префектуре, позволив по два раза переглядеть каждый клочок бумаги. Будут истирать карандаши и прочие счастливые писчие орудия, прихлебывая холодный чай в подвалах и канцелярских подземельях. Да, есть ведь даже полицейский музей, музей префектуры полиции Парижа, в доме номер 4 на улице Монтань-Сент-Женевьев.

Тысячи попыток бесполезны, множество записей заведомо бессмысленны, но потом вдруг откуда-нибудь выпадет такой вот листочек, который будто специально их ждал, коварно скрываясь до этого момента. Это может быть донос шпика или вид на жительство, аккуратный след банальной бюрократической процедуры. Или приказ о розыске из германского посольства на улице Лилль.

Сутин ничего не ведает об этих перипетиях, но опиумный экстракт Сертюрнера знает, кто такой Арман Мерль. От своего соседа по Вилла-Сера, которого он случайно встретил на вокзале Монпарнас, сойдя из поезда, художник узнает, что им уже несколько раз интересовались французские чиновники в гражданском.

Четверг, 10 декабря 1942 г., 16 ч 30 мин. Расследование в отношении находящегося в розыске Сутина Хаима, artiste-peintre , проживающего по адресу: улица Вилла-Сера, 18, Париж, 14-й округ. 2 декабря нами был осуществлен выезд по вышеуказанному адресу. По словам опрошенных соседей, г-н Сутин не появлялся по данному адресу с конца весны или с лета прошлого года. Зафиксированные свидетельства не содержат никаких указаний на нынешнее местонахождение г-на Сутина.

Только Генри Миллер оставил на Вилла-Сера пару стопок бумаги и несколько писем. Пусть нацисты подотрутся, сказал он своему соседу Дельтею, прежде чем убраться оттуда еще до начала войны.

Все ищут художника.

Протокол допроса в отделе гестапо в Шартре, 21 апреля 1943 г. Второй допрос Мадлен Кастен, проживающей в Леве под Шартром, в деле против Хаима Сутина. В присутствии гауптштурмфюрера СС Уве Лоренца, командира управления полиции безопасности и СД Шартра; переводчика Жан-Ива Мейера и машинистки Ингрид Эльстер. Свидетельница предупреждена об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

Он по-прежнему живет на Вилла-Сера, но, поскольку мастерская не отапливается, зимой он перебирается в отель на Авеню Орлеан, проводит целые дни в маленькой комнате за закрытыми шторами, потеет в своем плаще, лежит на кровати, глядит в потолок. На улицу и носа не показывает. Язва не дает ему спать. Он и говорит отрывисто, скорчившись от боли…

Вы можете сообщить нам название отеля, точный адрес?

Нет, там их так много, этих маленьких отелей, знаете ли.

Где он только не ночевал. Друзья советовали ему уехать в свободную зону, но он отказывался. Некоторое время жил у друзей, а из Парижа уехал в июне сорок первого. С тех пор я его не видела.

А в вашем доме тоже?

Мой дом реквизирован вермахтом. Как я могу принимать гостей?

Время окончания допроса: 13.30. Гауптштурмфюрер СС Уве Лоренц.

Протокол прочитан, записано верно. Подпись: Мадлен Кастен.

Она лгала и была вынуждена лгать. Одному художнику необходимо стать невидимым, и он им становится, его могут искать сколько угодно долго, но не найдут. Ни оккупанты, ни их пособники. Они допрашивают соседей и знакомых, комиссар Мерль по крохам собирает свидетельства, все впустую. Сутин растворился в воздухе, он стал окончательно и бесповоротно невидимым. Нужно иметь отличное зрение, чтобы увидеть его теперь.

Сутин едет, спрятанный в катафалке, по направлению к Парижу, вся жизнь вела его туда, только туда. Из Минска и из Вильны. Из Сере и из Пиренеев. Из Кань и Ванса – назад в Париж, как будто этот город – вечный магнит, чьей силы притяжения он больше не в силах избежать. Особенность картин из Кань – крошечная фигурка путника, едва различимая, шаткая, влекомая по вывихнутым дорогам навстречу своему несчастью, все выше и выше к цели, по вечной, уходящей в гору улице, туда, где ждут ничто или Бог и белый рай. Красная лестница в Кань! И она уже ведет туда .

Он едет в черном катафалке, марка «ситроен», модель «корбияр», в Париж. Едет, чтобы там умереть? Нет же, маковый сок прогоняет эту мысль. Он едет в молочную страну. Едет в будущее, которое не наступит. Едет в белый рай. Он не проснется, пока, предпосланный, вьется впереди маковый слог, изобретенный Сертюрнером, маковая словесность… Он должен спать, не чувствовать боли.