Но тут никто не требовал от нее никаких документов. Ей передали просьбу администрации кафе, чтобы она потом, после обеда, заполнила анкету с пожеланиями на будущее для этого начинания, указав свое имя, отчество и контактный телефон. Потом ей предложили пройти в зал, обслуживающийся официантом, если ей трудно ходить самой, или выбрать блюда самостоятельно на прилавках, как в обычной советской столовой. При этом оплачивать за питание не нужно.
— Как с официантом? Что же я буду человека обременять? Нет, я сама. Я потихонечку, — и бабушка заковыляла в советское прошлое, как бы в столовку ее родной Чаепрессовочной фабрики.
Там она проработала более сорока лет в тарном цехе. В ее обязанности входило сколачивание деревянных ящиков. Работа нудная и однообразная. Но Клавдия ее любила. Была передовиком производства, победителем социалистического соревнования. Фабрика была основана в 1932 году и уже в первый год выпустила 120 тонн байхового чая. В 1950-е годы объем продукции фабрики составлял половину всего чая, произведенного в СССР. Здесь был придуман известный советский «бренд» — чай со слоном. Социолог Вячеслав Майер, занимавшийся изучением тюремно-уголовного мира, отмечал, что лучшая ферментация чая производится на Иркутской чаеразвесочной (ее последующее название) фабрике.
С Чаепрессовки на фронт в передовые Сибирские части в годы Великой Отечественной войны ушел фабричный передовик производства — ее единственный братишка Гришенька. Ушел и не вернулся. Погиб он героически. Последнее письмо от него пришло в 1944 году. Был Григорий молод. Жениться не успел. Порадовать Клавдию Ивановну племянниками не смог.
В настоящее время все ее подруги и друзья уже ушли в мир иной, вот и жила бабушка одинокой и неприкаянной. Чаепрессовка тоже умерла в 1996 году. Она, единственная в стране такого рода фабрика за Уралом, как конкурент, помешала восточному трафику чая, куму-то из рыночных барыг. Сейчас от нее остался только скелет здания. Да старые рельсы фабричной узкоколейки кое-где еще проступают, как память из прошлого, в асфальте дорожного полотна на улице Сурикова.
Клавдии Ивановне почему-то вспомнился отрывок из замечательного стихотворения ее сверстника поэта Марка Сергеева «Об Иркутске».
…И переулки, полные преданий,
Скамейка поцелуев у пруда,
Затем углы внезапных расставаний.
И чаще — расставаний навсегда.
Мои паденья и высоты,
Моих детей друзья и кумовья,
И все работы, страхи и заботы,
Моя любовь и нелюбовь моя.…
О город, разноликий, разнолицый, —
Зимой и летом, и в разгул весны, —
Ты мой дневник, где вырваны страницы,
Но многие еще сохранены.
Вот и в памяти пожилой женщины стали всплывать страницы из ее далекой молодости. Клавдия крепко дружила с Варварой Тимофеевой из транспортного цеха. Вместе проводили время после работы. Ходили на центральный стадион «Труд» заниматься легкой атлетикой. Когда проходили городские соревнования, все парни из Чаепрессовки приходили посмотреть, как выступают за честь родной фабрики Клава и Варя. Зрители с трибун любовались красивыми спортивными фигурками девчонок. Клава лучше всех бегала короткие дистанции, а Варя лучше всех прыгала в высоту.
А однажды она запрыгнула в объятия Василия, ухажера Клавдии. Он был красавчиком. Шоферил, водил новенький грузовик. И не смог он устоять перед вспыхнувшей страстью новых отношений с Варварой, подругой своей возлюбленной Клавы. А Клавдия — гордая, простить измены не смогла, хоть и была уже беременной своим сыночком.
На комсомольском собрании разбирали ее поведение. Девушка вне брака не должна была вступать с мужчиной в интимную близость. Это было нарушением коммунистической морали. Клавдия, слушая выступления идейных активисток, проплакала горькими слезами, но Ваську не выдала.
— Пусть я виновата, зато у меня будет сыночек, мое солнышко. Мне будет для кого жить и о ком заботиться, — думала тогда разбитая горем бывшая детдомовка Клава.
Василий потом тоже уйдет на фронт и погибнет где-то в боях на Курской дуге. А с Варей у них отношения так и не сложатся. Нельзя построить свое счастье на чужом горе.
— Девушка, мне вторую порцию супа не надо. Я теперь на эту вертихвостку Варьку брать не буду. Мы с ней больше не дружим, — заявила Клавдия Ивановна стоящей на раздаче обеда девушке с фирменным бейджиком на груди «Софья».
Софья — это та наша героиня-лингвист из истории в самом начале книги про городскую баню.
Читать дальше