Гузель Яхина: Винтовка

Убью.

Майя плавно открывает затвор: патроны в обойме есть! Бесшумно закрывает. Отрывает спину от стены и толкает дверь балкона стволом, та бесшумно распахивается. Солнечный свет заливает пространство, длинная Майина тень с ружьем наперевес ложится поперек комнаты. Майя видит немца.

На слегка согнутых ногах он стоит боком к ней посередине зала — невысокая худая фигура в коричневом. В напряженно вытянутой руке — черный люгер. Майя стреляет — приклад больно ударяет в плечо. Удар пули разворачивает немца, как жестяную фигурку в тире. Люгер летит в сторону и ударяется о стену. Раненый сильно выворачивает шею, находит глазами Майю и начинает медленно оседать на дрожащих коленях.

Мамочка, да он же совсем ребенок!.. На Майю смотрят огромные, полные ужаса серые глаза в дрожащих ресницах, зрачки — как монетки. Лицо — белое, ноздри — еще белее. Подбородок трясется, уголки рта развело в стороны от напряжения, будто их растянули на нитках. Дышит часто и мелко, как убегавшийся щенок, — только сквозь зубы. Большая пилотка с блестящим серебристым черепом сползла на затылок. Одно ухо торчит чуть больше второго. Из-под коротких шорт — длинные ноги.

Мальчик валится на пол, подвернув под себя лодыжки, лицом вверх. Становится совсем тихо. На груди справа — темное пятно, влажное, сочится, расползается. Сильное ранение. С таким — сразу на операционный стол…

Что же дальше? Майя стоит перед ним, высокая, большая, с винтовкой наперевес. В затылок нещадно палит солнце. Она делает шаг к нему. Видит его лицо: жив — глаза открыты, смотрят в потолок, губы что-то шепчут беззвучно. Сколько ему — двенадцать? тринадцать?

Как же я так — не разглядела?.. А если бы и разглядела — что, разве не выстрелила? Конечно, выстрелила бы. Или он в меня. А что теперь — добить? Вот так, сверху вниз, глядя в лицо? Холодная струйка течет по позвоночнику.

Майя чувствует, что пальцы ноют от боли: они так долго и крепко сжимали винтовку, что застыли намертво. Видит, как побелели костяшки на пальцах мальчика — он скреб пол ногтями. Эх ты, салага зеленая…

И все-таки — неужели добить?.. Делает еще шаг к нему, не опуская винтовку. Он скашивает глаза — увидел Майю. Красивые глаза, в длинных ресницах — как подведенные. Брови изогнуты.

— Du hast Mamas Haare, [13] У тебя волосы как у моей мамы (нем.) . — шепчет.

Майя опускает оружие. Нет, не могу.

Никто не узнает, что она оставила его живым. Может, его даже подберут свои. Майя, продолжая глядеть на мальчика, пробирается вдоль стенки к выходу. Он провожает ее глазами. Лицо свежее, кожа нежная — наверняка еще не брился ни разу. Шея тонкая, кадык не прорисован. Волосы — как сосновая стружка. Подумалось, до чего же похожи на мои…

— Hilf mir, [14] Помоги (нем.) . — произносит он еле слышно, когда она уже у самой двери.

Просит о помощи?

Майя выходит из комнаты, прислоняется спиной к дверному косяку. Может, ему хотя бы четырнадцать?

Внизу опять начали стрелять. Надо скорее убираться отсюда. Прямо сейчас. Немедленно беги вниз, если хочешь остаться живой…

Она возвращается в комнату, опускается на колени рядом с мальчиком, торопливо накладывает белую повязку через грудь, закидывает его руку себе за плечи: за шею меня держи — крепче!

Упирается ногами, разгибает колени, встает, придерживая ослабевшее чужое тело; обхватив ее одной рукой за шею, мальчик висит на ее левом плече. На правом болтается маузер. Легкий какой пацан. Легче меня. Ну, вперед!

Шагает он плохо: ноги не держат. Ботинки — черной блестящей кожи, с толстой подошвой (не чета ее кирзачам!) — цепляются за половицы. Майя почти волочет мальчишку. Одна его рука — на Майе, вторая прикрывает темное пятно, все шире расползающееся на груди.

Добрались до следующей комнаты, протащились мимо недавно убитых. Вот синещекий толстяк, по-прежнему лежит у стола, а рядом — тот самый, с тигриными глазами, все еще сжимает в руке пистолет… Вот и те двери, за которыми она пряталась. Дверцы — в дырах от пуль. Стекла разбиты вдребезги. Дальше — темнота коридора. Работай ногами, пацан, не раскисай.

Его кожа пахнет пороховым дымом, а еще еле слышно — кофе с молоком. Майя хорошо помнит этот запах: им всегда в школе давали по средам.

Он дышит все чаще. Выдыхает ей прямо в ухо:

— Romm. Ich heiße August Romm. [15] Ромм. Меня зовут Август Ромм (нем.) .

Дурак, нашел время болтать!

Вот она — входная дверь. Хорошо, что выломана: задвижку на ощупь искать не надо. Боком пробираемся, боком…