Гузель Яхина: Винтовка

— Was für ein Tagist heute? [10] Какой сегодня день недели? (нем.) — тихо спросил один немец.

— Sonntag, [11] Воскресенье (нем.) . — так же тихо ответил второй.

Перестрелка началась мгновенно, как ливень в августе. Майе показалось, что начали стрелять везде: на улице, в соседних квартирах, в комнате — в один миг все наполнилось треском и грохотом, вскриками людей, шипящим немецким матом. Немцы в комнате стреляли много, почти беспрестанно. Лязгало железо, щелкали затворы, железным дождем лились на пол гильзы. От запаха дыма и пороха щипало глаза. Грохотало так долго, что заболели виски.

Если пуля попадет в дверь, она прошьет ее насквозь и убьет меня? Или застрянет в дереве? А если попадет в стеклянную часть?..

Майя заметила, что в комнате стреляет уже только один автомат — он стрекотал упорнее остальных, но в конце тоже захлебнулся, стало тихо. Где-то в доме еще шла перестрелка. Подождала несколько минут, потом выглянула из укрытия. Так и есть: четыре мертвых фрица валялись у окон. Пятый — офицер — посередине комнаты. Шагнула из-за двери. Присела на стоящий в центре комнаты стул, стараясь не смотреть на лежащего рядом офицера. Поставила винтовку на пол, оперлась о нее лбом. Посидела.

Взять автомат? Вон их сколько валяется… Нет, эта винтовка уже стала близкой, столько всего пережили вместе за утро. Может, это счастливый талисман? Пойду дальше с ней.

Одиночные выстрелы все еще звучали на лестничной клетке. Вдруг входная дверь ухнула под чьим-то сапогом, и Майя услышала, как несколько человек ворвались в квартиру. Дура! Дура! Выскочила раньше времени! Назад! Но спрятаться за дверь Майя уже не успевала: с той стороны приближались торопливые шаги.

Подхватив маузер, порхнула в соседнюю комнату. Счастье, что комнат много и они переходят одна в другую — нанизаны как бусины на нитку. Под стол! Залезла, замерла под длинной, почти в пол, скатертью. Расслышала обрывки слов — вновь немцы! Чтоб их…

В квартиру вбежали еще люди. Жахнули выстрелы: несколько винтовок и пистолетов, стреляют почти в упор, кто-то со стуком валится на пол. Майя распласталась на полу, вжала нос в круглую деревянную ножку стола. Ножка была толстая, гораздо толще двери. Если пуля попадет в нее — прошьет наскво?..

Несколько человек уже в комнате. Из-под бахромы скатерти она разглядела три пары ног. Отстреливаются.

Столешница вздрогнула, словно гвоздь забили, — пуля. Какая странная мысль: я никогда не красила губы маминой красной помадой. Столько раз хотела попробовать — и не красила… Столешница вздрогнула еще раз — вторая пуля.

Вдруг — Oh, Schande! [12] Немецкое ругательство. — чье-то грузное тело валится к подножью стола с коротким вскриком. Его лицо оказывается совсем рядом, толстые, до синевы отбритые щеки колышутся студнем. Глаза немца открыты, но он Майю уже не видит.

Двое продолжают отстреливаться. У одного кончаются патроны, он швыряет пистолет в сторону и бросается к телу мертвого товарища. Майя слышит, вскакивает на четвереньки в своем укрытии. Немец падает на колени у трупа, вырывает из податливых рук мертвеца вальтер. Краем глаза замечает движение под столом. Нагибается, приподнимает край скатерти только что добытым вальтером. Встречается глазами с Майей — она видит блестящие желто-коричневые глаза с крупными черными горошинами зрачков. Вот горошины сжимаются, глаза немца превращаются в тигриные — он жмет на спуск. Сухой щелчок — осечка. Передергивает затвор. Майя чувствует в ладонях холод винтовки — вот для чего она таскала ее с собой весь день! Но поднять оружие и прицелиться уже не успеть. Глупо как все получилось…

Вдруг немец вздрагивает всем телом — что-то толкает его в спину (пуля!) — и падает лицом вперед. В падении успевает перевернуться и приземляется на спину, делает еще несколько выстрелов. Потом затихает. Майя этого уже не видит — подхватив маузер, она на четвереньках выскакивает из-под стола и мчится в следующую комнату. Та оказывается последней бусиной — выхода отсюда нет. Только на балкон.

Майя выскакивает на балкон. Прижимается спиной к стене. Балконная дверца остается незатворенной — не успела прикрыть. Догадается ли последний немец, что она здесь? Или ее раньше с улицы возьмут на мушку? Солнце бьет в глаза — не разглядеть, что там творится внизу.

Слышит, как он входит в комнату. Шагает мягко, легко — крадется, сволочь! Делает пару шагов, останавливается. К балкону не подходит. Видит же, что дверь открыта, — играет с ней? Взял на прицел и ждет, пока у нее сдадут нервы? Сука!