Антон Евтушенко - Симптом страха

— Ленка, ты немилосердна.

— Питерское лето невозможно без вылазки на крышу, — сказала она и строго напомнила, указав на браслетную змейку её же часов: — Полчаса!

Не дожидаясь никаких договорённостей, она выпорхнула из комнаты.

Препати на крыше с барабаном в восемь утра это, конечно, жестоко, особенно после того, что было накануне, но, к счастью для Нэнси, Абени быстра выбыла из списка крышных пребывателей. Закрывшись в туалете, Тарас ещё несколько мучительных минут уговаривал настроечным ключом ударный инструмент. Так и не склонив любимицу к достойному звуку, он вышел в коридор и обречённым голосом объявил, что проклятая питерская влажность не пожалела старую козу, так что той потребуется перетяжка. После столь категоричного заявления, Нэнси решила, что её понедельник (в отличие от понедельника Абени) определённо налаживается на определённый мажорный лад.

Страшно жовиальная и добротно упитанная фигура Бубы — широкая белая кость, как снисходительно говорила о его комплекции Ленка, — чрезмерно подвижная для раннего утра, дополнялась нелепым амплуа неугомонного весельчака. Он успел проснуться раньше всех (Нэнси даже не представляла насколько раньше — и не хотела представлять), сходить за апельсинами на местный рынок и отжать кувшинчик сока. К тому моменту, как она закончила мочить зубную щётку под струёй воды, из приоткрытой кухонной двери уже доносился вкусный перестук вилок и ложек. Уже одного этого звука было достаточно для выделения желудочного сока. Пышный омлет с молоком и яйцом, запечённый в духовке — привет из школьной столовой! — только усиливал запахом и видом гастрономический прелюд.

Нэнси подозревала, что идея отметить день рождения на крыше могла принадлежать Бубе, хотя пуститься с кондачка в безрассудное культмероприятие тоже было очень в стиле Ленки. Нэнси, к примеру, никогда не причисляла себя к фанатам руфинга, потому что считала — отваги требуется неизмеримо больше, чем может вместить носимый внутри запас беспримерной храбрости (она подозревала, что такой запас у неё, скорее всего, вовсе отсутствовал). При этом отдача в виде обострения припадочной романтики была столь смехотворной, что нечего и говорить об уместности такого рода вылазок. Но экстремальное покорение Ленкиной девятиэтажки оказалось необременительной и нестрашной кампанией, то есть… почти.

По сварной лестнице под высокий потолок за дверь с висячим замком, ключ от которого неосмотрительно обитал на связке, отданной Борисом Ильичом, они попали на скучный, в крысиных экскрементах забетонированный чердак, а уже оттуда за щитом из толстолистового железа, привинченный здоровенными гайками к основанию из наваренных болтов (выкрутить гайки, прибегнув к чудо-инструменту бобка, для рукастого Тараса оказалось минутным делом), обнаружилась плоская крыша, покрытая толем, местами вздутым от жары и потрескавшимся от морозов. За лифтовой комнатой с элементами бетонного декора покорителям открылась не слишком живописная картина Купчино с тридцатиметровой высоты, загромождённая грибками мусоропроводных шахт и тарелками антенн, соединённых между собой проводами телесети. Впрочем, Ленку это не смутило: в день своего рождения она собиралась наслаждаться притопленными на излёте белых ночей сумерками города и огнями его исторического центра. При хорошей погоде можно было доглядеться и до самого Петергофа, пока же в перспективе просматривался только пулковский аэропорт за асфальтным бюгелем кольцевой автодороги. Воздух стоял, зудел парною духотой, которая здесь, на высоте переносилась почему-то тяжелее. В висках поламывало, ворочалось что-то инотельное. Нет, небольшой, похожий на простудный, ветер-сквозняк всё же бражничал по крыше, но лучше бы его не было вовсе. Из-за дрейфующего натяжеле надоедного амбре из пищевых отходов и канализационных масс с легчайшей едко-серной примесью, моментально навеяло во весь голос: я, ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный…

Источником духотворной поэзии служили, судя по обострению строфы, грибки отдушин.

— Воздух — вдохните-ка! — относительно свеж! — Нэнси ядовито улыбнулась — язвительный злодей забавлялся ситуацией. — Какой прелестный кондовый аромат!