Антон Евтушенко - Симптом страха

— Звонок не фурычит, — добрым искусственным голосом сообщил Глеб.

— Мужик! — Крепыш заложил большой палец за пуговицу стиранного-перестиранного больничного халата и принял угрожающую позу. — Читать умеешь? Вторник и четверг для посетителей — неприёмные дни.

Глеб покосился на табличку и вежливо прикрыл ладонью зевок.

— Я не посетитель. — Он поскучнел, бросил камень в сторону и полез в карман. В его руках мелькнуло служебное удостоверение с золотым тиснением двуглавого орла. Крепыш протянул мягкую, будто без костей ладонь и, близоруко щурясь, попытался перехватить свидетельство.

— Мужик! Читать умеешь? — Глеб зло перекривлял санитара и отстранился. — Вот и читай, а руками не трогай.

Переводя взгляд с удостоверения на его владельца — и обратно, крепыш крепко задумал, что ответить: мучил в темноте сознания желвак обратной связи, хоть какой-то реплики, но ничего так и не придумал. Лицо его сильно напряглось. В очередной раз он провёл недоверчивым взглядом по бледному энергичному лицу молодого человека, сравнил с фотокарточкой в опасном гербатом ксивнике, но всё же сдался: отстранился, пропуская того внутрь.

Сиреневый свет гудел шмелями под самым потолком, томясь в длинных матовых баллонах. Иногда он стрелял люминесцентными пунктирами неисправных стартеров и косо мазал о белый кафель, сползая хитрыми зигзагами от стены к стене. Глеб терпеливо и послушно последовал за ломаными линиями слепяще-электрического света. В озонированном, процеженном сквозь фильтры воздухе не смела барражировать ни одна пылинка, ни один посторонний запах, кроме медицинского, не вился в нём. Его горчично-эфирный дух гулял по закоулкам унавоженной больничной нивы, будучи не просто запахом, а солью, сущностью и атмосферой административного учреждения.

В ординаторской под низко опущенным светильником, похожим на шляпу боливар, с абажурными полями, сидели за овальным столом двое в белых халатах и играли в нарды. Протяжно волоча сланцы, они перевалились навстречу, заинтересовавшись незнакомой персоной. Иванголов представился: назвал свою фамилию, подкрепив её всё тем же документом, и назвал чужую, отлив единосложным «Где?»

Александра Аткарцева — подпольное имя Санчо (записано в деле) — Глеб отыскал в цоколе здания южного крыла, в блоке помещений, переоформленных в изобразительную студию с экспозиционным залом, арт-терапевтической комнатой и лекторским залом. Через стеклянную дверь, закрашенную белой краской до половины, подле доски, в энтропических разводах от мела и мокрой тряпки, он увидел долговязого небритого человека с водянисто-голубыми глазами и густыми чёрными кудрями, похожими на кукурузные рыльца. Перед ним на составленных стульях сидело человек пятнадцать разновозрастной аудитории. Мужчина умоляюще простирал к ним руки, приподнимая полы расстёгнутого пиджака, и выписывал в воздухе какие-то фигуры.

Через пять минут всё было кончено и пациенты печально разбрелись по коридору. Человек, не замечая гостя, двигал опустевшие стулья, однообразно выстраивая их в две шеренги. Где-то этажом выше монотонно подвывал пылесос, и, маскируясь посторонним звуком, Глеб бесшумно скользнул в опустевшую подслеповатую комнату, минуя высокое, с дверной проём, потёртое, трёхстворчатое трюмо.

— Миру вообще не нужны новые знания, если посмотреть какое количество знаний уже существует, — сказал он и несильно хлопнул лектора по его плечу. Тот вздрогнул.

— Простите, не имею чести знать вас.

— Извини, Александр Ильич, не представился. — Глеб фальшиво сконфузился и снова потянулся к обвислому карману за красной коркой, довольно отмечая, как собеседник изменяется в лице. — Лелеял безумные надежды никогда с тобой не видеться. Но ты моих надежд не оправдал.

— Я вам так скажу, — человек потёр ладонями о брюки и задвигал тощими плечами, — не все здесь оправдывают наши надежды!

— А в это прям в точку! — утвердительно хмыкнул Глеб. — Есть вещи, которые возможно затолкать в себя только по принуждению.

— … как несолёный рис.

Глеб непонимающе моргнул: что?

— Как несолёный рис, — повторил на всякий случай собеседник, словно пытался закрепить сказанное. Пояснил: — Каждое утро строго натощак заставляют съесть ложку пресного риса, вымоченного в кипятке. Он крепит стул. Знаете, что санитаров раздражает больше всего? Расстроенные кишечники их пациентов, — Аткарцев негромко рассмеялся. — Так вот, такую штуку можно употребить в себя исключительно по принуждению. Больше никак. Малосъедобное кушанье, доложу вам, даже хуже, чем морковник на обед.