Татьяна Василевская - Если бы

Вера только рукой махнула.

Как то ночью зазвонил телефон. Вера взяла трубку.

— Вер ты чего делаешь? — спросил Вован.

— Сплю конечно. Володь, чего случилось? — сонно спросила Вера, пытаясь рассмотреть сколько сейчас времени. На часах было 2—15.

— Одна спишь?

— Что?! — Вера подскочила на кровати.

— Да ты не волнуйся! Мне то все равно, сама понимаешь. Просто я должен присмотреть…

Вера швырнула трубку на телефон.

На следующий день Вера крепко ухватила подошедшего к ней, радостно улыбающегося Вована за ухо.

— Если ты, скотина, еще раз скажешь мне про свое обещание…

— Ааа! Больно же! —завопил Вован. — Ты мне ухо оторвешь сейчас!

— Я тебе кое, что другое оторву! Понял? — пообещала Вера отпуская, ставшее малиновым, ухо.

— Да понял, понял я. Ладно, перегнул малость. Но ведь прикольно же получилось? — ухмылялся Вован, потирая пострадавшее ухо. — Все не буду больше. Убедила, ты вполне самостоятельная и морально устойчивая. Слагаю с себя тяжкое бремя.

Вера засмеялась. Ну, что с ним делать. Телянина можно либо убить, но к таким решительным действиям она еще не готова, либо не обращать на него внимания.

— Смотри у меня. — сказала она строго.

— Смотрю, смотрю. Жизнью, можно сказать, рискую, здоровьем своим. И все ради данного другу обещания! — уже, несясь по коридору, от бегущей за ним Веры прокричал Вован.

Первую неделю после Вериного признания Сева пил. Пил по черному, как алкоголик со стажем. С утра вставал, опохмелялся и так по чуть-чуть, продолжал целый день, пока к вечеру, снова не доходил до совершенно невменяемого состояния. Несколько раз ночью он звонил Вере, но она не желала разговаривать, бросала трубку или вообще не подходила к телефону. Сева порывался съездить к ней, но в таком состоянии просто не мог. По прошествии недели он все же взял себя в руки, прекратил пить. Помылся, побрился, кое как привел себя в порядок. Из зеркала на него смотрел незнакомый мужик, опухший, взъерошенный, с пожелтевшей кожей, с отвисшими мешками под налитыми кровью мутными глазами. Совершенно не похожий на того писаного красавца, которым он был еще несколько дней назад. Сева даже испугался. Бросив пить он возобновил посещение качалки, тягая железки с остервенением, до полного изнеможения, пытаясь вернуть своему телу прежнее совершенство. На встречах с друзьями старался ограничивать себя в спиртном. Конечно появились и новые подруги. Но Сева ловил себя на том, что все время сравнивает. И сравнение каждый раз оказывалось не в их пользу. Он уже не получал прежнего удовольствия от ночей проведенных в объятиях все новых и новых красоток. Он стал холоден и почти груб со своими партнершами, ему уже не доставляли радости любовные игры. Подобно животному, он почти механически исполнял свою роль самца, получая физическую но не эмоциональную разрядку, совершенно не заботясь о том, что чувствует его очередная подруга. Девушкам, естественно, такое отношение не нравилось. Все чаще и чаще он стал ловить разочарованный взгляд после того как все заканчивалось. После очередной такой «примитивной случки», не доставившей удовольствия ни одному из партнеров, девушка, ожидавшая от прекрасного мачо бурной, полной страсти ночи любви, высказала Севе свое недовольство в лицо. Сказав, что кроме внешности ему нечем гордиться и такого примитивного и нудного секса у нее еще не было. Сева едва сдержался, что бы не ударить ее. Но так низко он еще не пал. Сорвав свою злость на входной двери, он захлопнул ее за собой с такой силой, что задрожали стены и оконные стекла во всем подъезде.

Сева злился и страдал. Страдало его уязвленное, непомерное эго. Он чувствовал, что скатывается в какую то пропасть, теряет вкус жизни, превращается в другого человека. И во всем виновата она, Вера. Подло предавшая его, растоптавшая его любовь, его доверие. Он уже почти ненавидел ее. Пару раз у него даже мелькала безумная мысль убить ее. Но, во-первых, он, честно сам себе признавался, что для такого у него кишка тонка. А, во-вторых, ему самому-то как это поможет. Она сломала ему жизнь. Она изменила ему с каким-то там уродом. И теперь они вместе смеются над ним, лежа в одной постели. Именно картина лежащих рядом любовников, насмехающихся над ним приводила его в страшную ярость. Ему казалось, что он слышит их смех, Верин задорный и звонкий, и мужской грубый и издевательский. Как она смела так поступить с ним, маленькая, подлая дрянь. Так вероломно нанесла удар исподтишка по самому больному месту, по его самолюбию. Мысль о Верином предательстве превратилась для него в такую же навязчивую идею, как до этого мысль о ней самой. Целыми днями он пережевывал ее как жвачку, не в силах остановиться, переключиться на что-то еще. Накануне дня несостоявшейся свадьбы Сева приехал к Вериному институту. Им овладела какая-то мелочная мстительность. Он хотел унизить ее, бросить в лицо обвинения на глазах у ее одногруппников, рассказать о ней все. Пусть все знают правду какая она тварь.