Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

— В смысле, — поправился Самсон, — не проститутка?

Андре ошарашено уставился на уродца, тот по привычке зажмурился, но не стал закрывать руками лицо.

— Я бы тебе сейчас нос сломал, будь ты повыше, — он почти упал на место.

— Так она того, — Самсон мотнул головой в сторону, — уехала.

— Куда она могла уехать без меня?

До Андре все еще не доходил ужас случившегося.

— Не «куда», а с «кем», — поправил его Самсон, и тут же его постигло озарение, — так вот почему она сопротивлялась.

— И с кем? — хрипло спросил Андре, чувствуя, как во рту пересохло и нехорошо забилось сердце.

— Так с братьями. С Игнатием и этим, Колиным.

— Куда?

— Да я откуда знаю, куда. В укромное место, — и Самсон, чувствуя, что сказал лишнего, опять зажмурился.

— Пойдем искать, — твердо сказал Андре, и взялся за свою кружку, — только сейчас…

— Стой! — крикнул Самсон, но было поздно.

Андре уже ничего не оставалось делать, как ощущать, как тускнеет сознание, а мир проваливается в темноту.

Он не знал, что подмешали ему в пиво, но Луна качалось, как маятник — туда-сюда, туда-сюда. Он также не знал, где он. Что случилось с Лисой, и почему цирк остался целым, они же что-то затевали. Все произошедшее за день разлетелось на кусочки и не торопилось собираться воедино. Ночь была не лучше.

Вот он подходит к своей лошади. Самсон что-то говорит ему, но неразборчиво. Что-то вроде «тебе сейчас нельзя».

А вот он остановился на дороге и посмотрел вокруг. За спиной находился город, и что он, Андре, там делал — не понятно. Затем его обступил лес, густой и темный даже для ночи, и он даже два раза упал с лошади. А может и больше.

А потом он сидел дома за столом с зажженной лампой, тупо смотрел в угол, и входная дверь резко распахнулась. На пороге стоял брат и Лиса, заплаканная, побитая, в разорванной одежде. Брат усадил ее в кресло и хотел было уйти, но задержался в дверях.

— Порченная она, — сказал он, и было слышно, как голос дрожал от слез.

Андре встал, да так и стоял, покачиваясь, молча мотая головой.

— Больше к нам не приходите, — добавил брат, — позор какой.

Он хлопнул дверью отцовского дома, в который больше не ступит его нога. Во дворе раздалось пофыркивание лошади, стук копыт и вот Андре и Лиса остались только вдвоем, без семьи, без чести, одни со своим горем. И уже никто не поддержит их, не поможет в трудную минуту, не пожурит за излишнее ребятничество. Но это ладно. Что теперь будет с Лисой?

— Их было двое, — хрипло сказала она, спрятав лицо в ладонях.

Дальше была тягостная тишина, нарушаемая треском керосиновой лампы, которую Андре и не помнил, как зажег.

— А ты где был? — тихо спросила Лиса и посмотрела на него.

Что тут можно ответить? Что опоили? Подсыпали что-то в пиво? Какая теперь разница. Он не уберег сестру, а по какой причине, сейчас не все ли равно. Он — мужчина, он отвечает за сестру головой…

Вдруг Лиса вскочила и бросилась к двери. Андре, как голодный зверь на добычу, бросился на нее и оба упали на пол. Он обнял ее сзади и прижал к себе. Лиса дернула головой назад и затылком раскроила брату губы.

— Где ты был?! — плакала она.

Сборы были недолгими. Андре освободил лошадь от повозки, положил топор в сумку, привязанную к седлу, заряженный обрез двустволки, надеясь ограничиться двумя выстрелами, и еще раз проверил Лису. За дверью в подвал было тихо. Как опасно было оставлять сестру в душевном смятении, когда ей, сильной женщине, сейчас, как никогда, была необходима его поддержка и забота. Именно его, больше у нее на всем свете никого не было. Но цирк не будет ждать, когда на краю Земли наступит спокойствие. Утром его разберут, а после обеда он покинет пределы города.

Андре хотел постучаться в дверь, спросить хоть что-нибудь, лишь бы услышать голос Лисы, но тут же прикусил палец. Что это может изменить, кроме лишних эмоций, которыми и так наполнены оба сердца. Возможно и Лиса знала о присутствии Андре, но не подавала голос. Напряженная тишина действовала на нервы, и тянуло время без какой-либо пользы.

Так. Острых предметов в подвале нет, не было веревки и ружья, только продукты и овощи в деревянных кадках, да вода про запас в бочках. Не решит же она утопиться, в самом деле. Постояв немного у двери, Андре вышел из дома, вскочил на лошадь и помчался сквозь ночной лес. То, что было у него на душе — гнев, обида, разочарование, отчистило сознание от дурмана. По крайней мере, он точно знал, что будет делать.

А делать он будет нехорошие вещи.