Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

Напротив моего общежития, где мне дали комнату после профучилища, стоит пятиэтажка. В большинстве окон горит свет. Там уют, семейный ужин и уроки с детьми. И у всех ангелы при делах, на своих подопечных Богу не жалуются. Пожурить могут, но не сильно. Работа у них такая. А еще, ну, вы знаете, а не знаете, записывайте — они очень любят овсяное печенье. По крайней мере, мой обожает его больше комедийных боевиков.

Я подошел к столу, включил чайник и тут же выключил. Молока дома не было, а чай без молока сами пейте.

Кто-то в дверь звонит.

Мой ангел. Вернулся. Голова в снегу, крылья в снегу. Пакет в руке. Протянул ему щетку.

— Ты где был? — спрашиваю.

Надеюсь, он не заметил, что я нервничаю.

— За молоком ходил, — отвечает, — чай будем пить, ты же изгундишься весь, что молока нет. А я опять виноватым окажусь.

— Да не, все в прошлом, — обещаю, в который раз, — я тут поразмышлял…

— Ага, поразмышлял он, — усмехается еще, паразит, — не успел в магазин смотаться, а он размышлять научился. Испортишься так скоро. Сам будешь мне на ошибки указывать.

Я молчу на колкую шутку. Могу и ответить, но вдруг обидится и точно уйдет? От вчерашней моей выходки он на взводе.

Ангел посмотрел в зеркало и стряхнул с волос снег.

— Завтра в 10 не забудь в ментовке отметиться.

— Если не опоздаю, — киваю я, — надо еще расчет получить.

— Ну ты уж постарайся не опоздать! — сердится он, — Я не смогу позвонить тебе — с утра тоже буду перед Шефом отчитываться. Скажу, что задумываться начал, растет над собой, а ты опять меня подведешь!

— Ладно-ладно, схожу.

— Я же окажусь лжецом. А знаешь, что это значит — лгать Богу в глаза?

— Все понял, — миролюбиво говорю я, — отмечусь.

Он повернулся боком, чтобы стены не мешали, и потряс крыльями, стряхивая капельки воды.

— Приставку завтра с собой заберу, чтобы не отвлекала.

— Окей.

От «окей» он поморщился. А приставка и у Антохи есть.

— И на биржу труда зайди после ментовки. Может, подвернется что.

— Угу.

— К Липниной бы поднялся… Вдруг, что срастется.

— Она мне не подходит, — бурчу я.

— Войтина?

— У нее глаз косит.

— Окей , — говорит ангел с издевкой, — встретишь ты идеальную женщину, на кой ты ей сдашься, неидеальный такой. Да и кто тебе подходит? Бромышева, красавица писанная, что из запоя вылезает только, чтоб за бухлом сходить? А Ратмиенко, даже говорить не хочу, кто она. Сам знаешь. И Антоха этот… Слов нет уже.

Со всеми вышеперечисленными ребятами я воспитывался в детдоме, учились вместе в профучилище. Они все мне, как родные. И Липнина, и Войтина тоже, вы не подумайте, что я к ним плохо отношусь. Просто эти две правильные, с ними скучно.

— А что Антоха? — спрашиваю.

— В курсе, что от него ангел отказался?

— Серьезно?

— А нет ангела, — он смотрит на меня, — будет черт. Другого не дано.

Ё-моё!

— И уверяю тебя, — продолжает он, — Антохе недолго осталось. Кладбище, зона, инвалидное кресло, неважно. Главное, что недолго.

Как вы думаете, стало ли мне страшно? Конечно, стало!

— Можно что-нибудь сделать? — не спрашиваю, а прошу о помощи.

Он тяжело вздыхает и пожимает плечами.

— Могу поговорить с Мишкой… Завтра, как раз, встретимся.

— С тем самым? — обрадовался я.

Кому Мишка, а кому архангел Михаил.

— С тем самым, — отвечает.

Антоха, в принципе, всегда нравился моему ангелу. Да он и человек-то неплохой, только вот… Выходит, что плохой. Все мы, на нашем этаже, плохими оказались. Вот опять где-то пьяные крики раздаются. Это 25-ая комната гуляет, а закончится все дракой, говорю как специалист.

— Спасибки.

— Че, «спасибки»? У меня остался только один бонус. Извини, остальные уже растратил на тебя и все впустую.

— Что за бонус? — спрашиваю.

— Для тебя бонус, чтоб понятней было. А так это определенное количество просьб, на которые не отказывают там .

— И остался один? А куда остальные делись?

— Ну вот, для примера. Помнишь того очкастого, что в подворотне попался?

Мне тут же стало стыдно. Зря мы тогда с пацанами… Теперь приходится в ментовке отмечаться. Там и до этого тоже было, кое-что…

— Минус три бонуса за раз.

Я только вздохнул. Тяжело будет перебирать свои грехи на Страшном суде.

— И вот, остался только один. Смысла нет держать его на черный день. Могу за Антоху отдать. Но…

Он смотрит внимательно, типа — догадайся сам.

— На меня, если что, уже ничего не останется? — догадываюсь я, и что-то холодное ползет по спине.