Кэтрин Хьюз - Ключ [litres]

– Мэтт? – робко спросила она. – Что… что с нами?

– Не понимаю, о чем ты, – нахмурился он.

– Обо всем. О нас. Мне нужно знать, как ты относишься ко мне. Потому что, как бы я ни любила Мейси, если ты ищешь исключительно мать для нее, я боюсь, что…

Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал в губы. Она закрыла глаза, ощутив, как он касается ее волос. Он отстранился и заглянул ей в глаза, гладя по щеке.

– Я ответил на твой вопрос?

– Стало немного понятнее, да.

– Пойдем, – прошептал он. – Уже нужно забирать Мейси из школы.

– Разве? У нее ведь по вторникам занятия творчеством.

Мэтт стукнул себя по лбу.

– Ты права. И что бы мы без тебя делали?

Она встала на цыпочки и снова его поцеловала.

– Надеюсь, вам никогда не придется этого узнать.

В зале душно и нечем дышать. Пахнет старой мебелью, нафталином и потом – от этого сочетания мне становится дурно. Женщина у окна берет длинную палку и открывает высокое окно. Но это ничего не даст – на улице тоже жарко и душно. Ни одного дуновения, чтобы остудить высокую температуру. Я стою в конце зала и смотрю на людей, которые рядами сидят передо мной. Почти все они чем-то обмахиваются. Я перевожу взгляд вперед – там, в инвалидном кресле, сидит мой сын. Он ловит мой взгляд и широко улыбается мне.

С тех пор, как я его нашла, прошло два года, и я могу честно сказать, что мы стали друзьями. Я приняла тот факт, что на большее рассчитывать не могу. Я никогда не смогу стать его матерью. Его мать стоит сейчас рядом с ним, приглаживает ему волосы и вытирает блестящий от пота подбородок. Она легонько разминает ему плечи и привычно целует в затылок. Я изо дня в день благодарю Того, Кто меня, возможно, слышит, за то, что эта самоотверженная женщина выбрала моего сына. Из-за длительной гипоксии во время родов у него не было никаких шансов. Он не научился ходить и говорить, и, если бы не Джин и Гарольд, провел бы всю жизнь в каком-нибудь учреждении. Какая ирония судьбы! Мне физически больно думать о том, что он мог прожить жизнь в больнице, где его бы никто не любил. А Джин совершенно точно его любит. Но она не молодеет. Ей восемьдесят четыре, и она уже три года как вдова. Будущее Джо под вопросом.

Аукционист так громко ударяет своим молотком, что я подпрыгиваю. Он поправляет очки в форме полумесяца и показывает на мужчину на первом ряду.

– Продано джентльмену справа за пять тысяч пятьсот пятьдесят фунтов. Спасибо, сэр! – Прочистив горло, он поправляет узорчатый галстук-бабочку. – Переходим к лоту номер двадцать восемь.

Зал загудел и снова успокоился.

– Лот двадцать восемь: редкая возможность купить картину одаренной художницы Милли МакКарти.

При упоминании имени моей матери я вся сжимаюсь, но гордость за нее заставляет распрямить спину.

– Мисс МакКарти при жизни продала всего несколько картин. Лоуренс Стивен Лаури признавал ее талант и купил у нее две работы для своей частной коллекции, – объявил ведущий и посмотрел на ожидающие лица участников аукциона. – Итак. Начинаем. Двадцать тысяч фунтов. Есть желающие?

Он показал на человека в конце зала.

– Спасибо, сэр. Я слышу… Да, мэм, двадцать тысяч пятьсот, спасибо.

Он замолчал и повернулся к сидящей рядом с ним женщине с красной от волнения шеей. Она подняла вверх три пальца.

– Тридцать тысяч фунтов, по телефону, – объявил он аудитории. – Будут ли… да, спасибо, здесь у нас сорок тысяч, – он кивнул налево и поднял брови. – Пятьдесят тысяч фунтов.

Мое сердце бешено стучит, подмышки намокли от пота. Я обмахиваю себя каталогом, и годы улетают от меня. Я снова возвращаюсь на луг и смотрю на маму. Ее золотистые волосы убраны назад, зеленые глаза сосредоточенно блестят, а язык застыл в уголке губ. Она водит кистью по холсту. Я прошу ее нарисовать меня. Она говорит мне нет, и я слышу свой негодующий возглас. Тогда она сажает меня на колено и щекочет. Я захожусь смехом, а она зарывается носом в мою шею и говорит, что изобразит меня на картине, но я не должна никому об этом рассказывать. Это будет нашим секретом. В тот день я как никогда остро почувствовала ее любовь ко мне. Помню, как думала, что у меня лучшая мамочка в мире.

Молоток ведущего снова заставляет вздрогнуть, и я резко возвращаюсь в настоящее.

– Продано за сто двадцать пять тысяч фунтов, – кивает он мужчине, все еще стоящему со своей карточкой. – Поздравляю, сэр.

У меня кружится голова, и я хватаюсь за стул передо мной, задевая затылок сидящего человека.